Вопрос "канонической территории" довольно часто затрагивается в православной публицистике в контексте православно-католических отношений. Нередко с православной стороны можно даже услышать упреки католикам в прозелетизме. В данной статье кардинал Вальтер Каспер делится богословским пониманием таких спорных тем, как уже упомянутые прозелетизм и "каноническая территория", а также раскрывает сущностную проблему в отношениях между православными и католиками, лежащую в сфере понимания феномена религиозной свободы.
Богословские корни конфликта между Москвой и Римом
Образование Святейшим Престолом церковной провинции, объединившей четыре епархии на территории Российской Федерации, Патриарх Алексий II и Священный Синод Русской Православной Церкви назвали в своем Заявлении "недружественным шагом", что ослабляет возможность улучшения взаимоотношений между двумя Церквами. В силу этого, Московский Патриархат прервал официальные отношения со Святейшим Престолом — можно надеяться, что это временная мера — и приостановил уже запланированный визит Католической делегации.
Проблема фундаментальной важности
С точки зрения Католической Церкви, учреждение четырех епархий не было экстраординарной мерой и, менее всего — провокацией или враждебным актом по отношению к Русской православной Церкви. Намеревались всего лишь продолжать нормализацию, т. е. преобразование временных Апостольских администратур в структуры, в коих организована Католическая Церковь на всех территориях мира, где она присутствует постоянно. Однако Русская Православная Церковь усмотрела в этом факте агрессивный, экспансионистский, миссионерский жест, обнаруживающий в целом тенденцию к тому, что в ее словаре определяется как прозелитизм.
Архиепископ Тадеуш Кондрусевич и пресс-секретарь Ватикана др. Хоакин Наварро-Валльс уже указали, что в этой аргументации русской православной стороны таятся тяжкие предубеждения и недоразумения в плане историческом и каноническом, к которым неуместно возвращаться. В том, что следует далее, мы, напротив, желаем принять в рассмотрение проблемы и позиции, которые скрываются за обвинением в прозелитизме.
Если проанализировать аргументы, используемые Московским Патриархатом, сразу же становится ясным, что они никак не являются новыми. Они воспроизводились с начала политического поворота 1989-1990 гг., когда Греко-Католическая Церковь вновь обрела свободу на Западной Украине, а также с 1991 и 1999 гг., когда были учреждены в России Апостольские администратуры. Они повторялись по случаю визита Папы Иоанна Павла II на Украину в июне 2001 г.
Тот факт, что сейчас представляются снова те же самые аргументы, которые были слышны очень часто в последние годы и в последние месяцы, как если бы речь шла об автоматически вращающемся колесе, указывает, что учреждением четырех епархий не была создана столь новая ситуация, чтобы оправдать столь решительный шаг, как временное прекращение отношений. Скорее возникла сейчас глубинная проблема, которая с некоторого времени начинала становиться хронической. Поэтому мы находимся перед лицом чего-то, что выходит за пределы простого дипломатического вопроса — уместно ли было заниматься учреждением четырех епархий раньше или позже, до или после визита в Москву делегации Святейшего Престола. Если бы речь шла об этом, то реакция и аргументы оставались бы прежними.
Сенсационный жест, к какому пришли сейчас, выявил проблему первостепенной важности, к которой следует подходить в ее существенных терминах. Необходимые разъяснения, хотя бы и несколько критические, должны руководствоваться экуменическим стремлением, а точнее, исходить из экуменизма, основанного не на простой любезности, а на истине и лояльности.
Принцип канонической территории
Аргумент, который Русская Православная Церковь выдвигает постоянно, это — заявление претензий на собственную "каноническую территорию". Такая концепция уже выявляет фундаментальное различие. Дело в том, что Католическая Церковь не признает понятия канонической территории. Конечно же, и она организована на территориальной основе, — если оставить в стороне персонализированные структуры, как монашеские ордена, личные прелатуры, военные ординариаты и др. В лоне ее соблюдается правило, уже известное в древней Церкви, что епископ не должен вмешиваться в дела, посторонние его епархии. Тем не менее, Католическая Церковь есть Вселенская Церковь, коей дана универсальная задача, на основе слов Воскресшего Господа: "Итак, идите, научите все народы" (Мф 28,19). Это не имеет ничего общего с подразделением мира на канонические территории.
Так и Православная Церковь также определяет себя как единую, святую, вселенскую и апостольскую. На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви, проходившем в Москве с 13 по 16 августа 2000 г., был принят документ “Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию”, в котором решительно подчеркивается, что вселенский характер Церкви не зависит от расовых, языковых и социальных различий (I.4). Решающим является тот факт, что в этом документе сразу же добавляют, что Вселенская Церковь пребывает в мире, будучи подразделенной на различные поместные Церкви (I.7). И это утверждение не следует понимать только в том смысле, какое оно имеет в контексте католической экклезиологии. Также и Католическая Церковь, в действительности, состоит из отдельных Церквей и в них ["в которых и из которых"] (ср. Lumen gentium, 23). Но для православных Церквей оно приобретает смысл более широкий. В “Основах социальной концепции Русской Православной Церкви”, одобренных на том же Соборе в 2000 г., концепция "поместная Церковь" получает дальнейшее уточнение в смысле "национальных автокефальных Церквей" (II.2). Эти национальные автокефальные Церкви обладают своей территорией, заключенной в границах той или иной нации, которая нередко оспаривается, главным образом, при политических изменениях.
В этой укорененности в своей нации и в своей культуре их сила, но — как допускают также и некоторые православные богословы — это представляет в то же самое время слабость православного мира и часто является причиной напряженности между разными православными Церквами. Несмотря на всю эту напряженность, которая достигает иногда большой остроты, автокефальные православные Церкви связаны друг с другом узами духовного и сакраментального общения. Поэтому автокефальная Церковь не испытывает необходимости проводить какую-либо деятельность в среде другой Церкви и учреждать в лоне этой последней собственную иерархию. Более того, каждая автокефальная Церковь несет на себе долг соблюдения территориальной целостности других. В таком смысле, применительно к Православным Церквам, и находит выражение принцип древней Церкви, согласно которому в одном городе может быть только один епископ.
Таким образом, принцип канонической территории действителен для Православных Церквей, которые связаны между собой полнотой (церковного) общения. Однако его нельзя применять к отношениям Православных Церквей с неправославными Церквами, с которыми нет такой полноты общения. И это действительно в отношении не только Католической Церкви, но также и в отношении Древних Восточных Церквей. В силу этого в Иерусалиме и в Константинополе имеются не только греко-православный патриарх, но также патриарх армянский (и латинский, т. е. католический епископ); в лоне Александрийского патриархата, помимо греко-православного патриарха, имеется патриарх-папа коптский и армянский архиепископ (а также копто-католический патриарх); в Антиохии, помимо греко-православного патриархата, имеется сиро-православной патриархат (а также патриархаты мелькитский и маронитский). В среде диаспоры юрисдикции Православных и Древних Восточных Церквей нередко сосуществуют, одна возле другой, без какой-либо координации. Православные Церкви до сих пор не сумели найти решение этой проблемы, которая давно включена в повестку дня планируемого Всеправославного Собора.
Также и Русская Православная Церковь не поколебалась учредить не только своего рода церковные Администрации, но и канонические епархии со всеми последствиями на латинском Западе, который, безусловно, не относится к ее канонической территории. Например, существует русский православный архиепископ Берлинский и Германский, епископ Венский и Будапештский, епископ Брюссельский и Бельгийский.
В России задолго до революции 1917 г. существовала Могилевская католическая епархия, с инициативой учреждения которой выступил вовсе не Рим. Она была создана в 1773 г. по указу императрицы Екатерины II без предварительной консультации с Римом, и в 1782 г. она стала митрополичьей кафедрой всей России. В дальнейшем были учреждены также Тираспольская и Владивостокская епархии, и был учрежден Апостольский Викариат Сибири.
Сегодня невозможно просто восстановить эти дореволюционные структуры. Пастырские нужды радикально изменились после русской революции октября 1917 г., и после второй мировой войны, прежде всего путем насильственных депортаций по воле Сталина. На всех территориях России проживают сегодня христиане-католики, которые являются российскими гражданами. Они имеют право на пастырское окормление и они не могут пребывать в неравном положении по сравнению с православными. У Католической Церкви есть не только право, но и обязанность идти навстречу новым пастырским потребностям, учреждая "нормальные" церковные структуры в сегодняшней Российской Федерации.
Чтобы не задеть, насколько это было возможно, чувствительность православной русской стороны, Святейший Престол, пользуясь своим правом и, исполняя свой долг, возводя Апостольские администратуры в статус епархий, действовал очень тактично. Он намеренно не создал архиепархию Московскую, структуру, параллельную Московскому Патриархату или с намерением заменить его, как это было ложно истолковано в Москве. Напротив, была создана "архиепархия Божией Матери с центром в Москве". Следовательно, название архиепархии остается связанным не с городом Москвой, но с названием кафедрального собора (это справедливо и для епархий с центром в Саратове, с центром в Новосибирске и с центром в Иркутске). Тем самым старались соблюсти принцип древней Церкви: "один город — один епископ", насколько это вообще возможно в ситуации разделения.
Существование, к сожалению, необходимое, параллельных канонических структур в лоне православного мира, и, следовательно, также Русской православной Церкви, никак не является неизвестным и новым фактом, но отражает практику, которой следуют все Церкви многие столетия. Решение этой проблемы могло бы возможным только в плане экуменическом, т. е. если бы было возможным достичь полного общения между Церквами. Поэтому нельзя осуждать т. н. параллельные структуры, которые, к сожалению, необходимы в силу разделения между Церквами, и отказываться в то же время от экуменического диалога.
Что такое прозелитизм?
Принцип канонической территории, правильно понимаемый, не объясняет сам по себе резкую реакцию Москвы. Она объясняется скорее другим толкованием, которое дается этому принципу, понимаемому в смысле национальных Церквей. Чтобы лучше понять этот факт, следует заменить, что “Основы социальной концепции Русской Православной Церкви”, которые мы цитировали выше, употребляют понятие "нация" в двух значениях: нация, как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства (II.1). Поскольку Русская Православная Церковь признает сегодня разделение (но не отделение) Церкви от государства (III.3) и решительно отстаивает свою свободу перед лицом Государства (III.5). Поэтому, толкование термина "каноническая территория" в смысле национальных Церквей означает, что желают сослаться не на Государственную Церковь по старому образцу, но на Церковь, которая отождествляется с гражданами некоего государства и, более того, с этническим фактором культуры, основанной на русском православии, который — как показывает случай Украины — выходит за пределы государственных границ нынешней Российской Федерации.
На основе этой концепции, не только все российские граждане, но и все те, которые включаются в русскую культурную среду, являются членами Русской Православной Церкви, или остаются с нею связанными, как многочисленные неверующие и непрактикующие, которые живут в сегодняшней России, после 70 лет продолжавшейся коммунистической атеистической тирании, пропаганды и воспитания. Обращение русского в Католическую Церковь воспринимается, поэтому, как предательство.
В Русской православной Церкви наших дней имеют место знаки возвращения к славянофильским традициям, как можно констатировать, например, в желании апеллировать к Достоевскому, а не к Владимиру Соловьеву, который был пионером в области экуменизма. Эти тенденции с патриотическим привкусом нередко связаны с русским шовинизмом, который очень распространен в кругах сегодняшего российского общества и проявляется, в частности, во враждебном отношении ко всему западному или римско-католическому. Не случайно Патриарх Алексий II, выступая 13 декабря 2001 г. на открытии VI Всемирного русского народного собора, заявил: "русскому православию присущ глубоко национальный характер". В ходе работ резонансом этого утверждения стало острая антизападная полемика, порой даже вульгарного характера со стороны некоторых представителей высокой церковной иерархии: эта позиция, в конечном итоге, находится в противоречии с принципами, сформулированными на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. (ср. II.4).
Такое понимание канонической территории резко ограничивает пространство для пастырской деятельности Католической Церкви, а также других Церквей и церковных общин. Русская Православная Церковь не рассматривает Католическую Церковь, присутствующую в России, как собеседницу, Церковь-сестру. С православной точки зрения, Католическая Церковь может осуществлять свою пастырскую деятельность лишь по отношению к тем, кто по традиции исповедует католичество. Однако подобное отношение, оставляя в стороне богословскую мотивировку, неприемлемо в сегодняшней ситуации. В действительности, католики, проживающие в России, даже не будучи русскими с этнической точки зрения, глубоко вросли в русскую культуру и говорят на русском языке. Поэтому Католическая Церковь в современной России — это не Церковь иностранцев, как пытаются доказать в Москве. Ее чада по праву — российские граждане, как следует из Конституции Российской Федерации. Привилегии, дарованные Русской православной Церкви по закону о свободе совести от 1997 г., и дискриминация, которой подвергаются Католическая Церковь, наряду с другими Церквами и церковными общинами, с точки зрения истории, представляют собой анахронизм и представляют проблему конституционного права.
Лишь исходя из этой ситуации, можно корректно объяснить смысл обвинения в прозелитизме. Этим обвинением не только подразумевается то, что явным образом запрещено "переманивать верующих" при помощи методов, несовместимых с Евангелием и с человеческой свободой (финансовая помощь или другие льготы). Речь не идет даже о том факте, что Католическая Церковь не может усваивать ту форму прозелитизма, который заключается в "переманивании" и в побуждении к переходу на свою сторону православных христиан, иначе говоря, — похищение овец из православной паствы. Под прозелитизмом также понимается также любая евангелизаторская деятельность, обращенная прямо или опосредованно к многочисленным неверующим современной России, и более того — любая форма пастырского присутствия, чем-либо привлекающего неверующих, или могущего показаться привлекательным.
Православная Церковь признает свою пастырскую и евангелизаторскую слабость и поэтому опасается католичества, которое, несмотря на свою малочисленность, действует более эффективно в сфере пастырского попечения. Она защищает свою традиционную культурную среду и намерена воспрепятствовать тому, чтобы Католическая Церковь, рассматриваемая как Церковь иностранцев, стала более видимой реальностью в плане численном, культурном и религиозном.
Однако не только в России прозелитизм стал проблемой, которая отягощает экуменические отношения. С подобными трудностями столкнулась Католическая Церковь в Латинской Америке, где оживилась довольно агрессивная миссионерская деятельность новых сект. Эта тематика рассматривается в различных документах по экуменизму. На их основе возникли заявления и соглашения, которые могли бы оказаться полезными для разрешения проблем России.
В отличие от того, что происходит с сектами, все т. н. исторические Церкви согласно в отвержении прозелитизма, понимаемого в его первоначальном значении; все они единодушны в том, что нельзя трудиться на благо Евангелия, используя недостойные методы. Кроме того, они в основном согласны, что между Церквами не должно иметь места никакого "переманивания". Поскольку Католическая Церковь признает Православные Церкви истинными, а таинства этих Церквей подлинными и, поэтому, действенными средствами спасения для их верующих, она далека от того, чтобы заниматься миссионерством среди православных. Об этом часто говорил митрополит Андрей Шептицкий (1865-1944), который представляет сегодня пример для подражания Украинской Греко-Католической Церкви.
Безусловно, некоторые католики чересчур ревностны, однако подобных людей хватает и в других Церквах, в том числе и в Православной. Стремясь, насколько это возможно, пресечь подобное поведение, католические епископы неоднократно предлагали Русской православной Церкви указать на конкретные случаи, которые, с ее точки зрения, можно считать незаконными, при условии, что обвинения в прозелитизме должны основываться не на рассуждениях общего порядка, а на достоверных фактах. Однако ответа на это так и не последовало. Но если следовать этим путем, большая часть вопросов могла бы быть, несомненно, разъяснена посредством диалога. Таким образом, Антиохийский Патриархат сумел именно уладить проблемы с помощью двусторонних договоров.
Так и том, что касается сохранения культурной самобытности России, сформировавшейся в рамках православной традиции, при наличии доброй воли можно было бы найти решения. Не может составлять часть "политики" и "стратегии" Католической Церкви какая-либо попытка использовать нынешнюю слабость Православных Церквей и сделать из России католическую страну. Но даже если бы мы хотели этого, мы не в состоянии это сделать. С другой стороны, мы к этому совершенно не стремимся. Напротив, мы хотим помочь Православной Церкви лучше и более эффективно исполнять возложенное на нее миссионерское и пастырское служение.
Это подтверждается уже многие годы и до сего дня посредством значительных финансовых вкладов со стороны наших церковных организаций (Kirche in Not, Renovabis и др.), а также посредством вмешательств многих католических епархий и структур, а также укреплением богословских школ Русской Православной Церкви посредством стипендий для подготовки православных священников, которых их епископы направляют для продолжения обучения на Западе. Эта помощь и это сотрудничество могли бы еще больше расширяться. Однако, поскольку русская Православная сторона отвергает диалог, невозможно решение конкретных случаев и сотрудничества, которого она сама желает.
Прервав диалог, Русская Православная Церковь наносит ущерб прежде всего сама себе и своим, правильно понятым, интересам. И в частности она питает не умеренные силы, а круги самые ревностные и экстремистские; тем самым она усиливает те настроения, которых она сама опасается и с которыми борется.
Остается еще одна проблема фундаментальной важности: индивидуальное обращение. Речь идет — редко — о православных христианах или — что случается чаще — о неверующих, которые чувствуют, что их привлекают католическая доктрина и образ жизни, и после зрелого размышления, по своему желанию и по зову совести принимают решение войти в лоно Католической Церкви. Подобные индивидуальные обращения не являются целью экуменического движения, которое, напротив, стремится к достижению полноты общения между Церквами; но в то же время они не противоречат экуменическим намерениям (ср. Декрет об экуменизме Unitatis redintegratio, 4). Ни одна Церковь не может исключать возможности индивидуального обращения и не может отвергать тех, кто по искреннему убеждению желает присоединиться к ней, т. к. это противоречило бы вселенской миссии Церкви. С другой стороны, также и православные епархии Запада не поступают иначе и естественно принимают тех, кто обращается к ним.
Если Русская Православная Церковь продолжает расширять обвинение в прозелитизме также и на случаи индивидуального обращения, сравнительно редкие, но значительные, она не только живет по двойному стандарту, но также пытается лишить Католическую Церковь в России того, что является существенным для ее бытия как Церкви. Это неприемлемо с богословской точки зрения. II Ватиканский Собор постановил: "Странствующая Церковь по природе своей является миссионерской" (Декрет о миссионерской деятельности Церкви Ad gentes, 2). На этом основании Папа Павел VI усматривал в евангелизации самую глубокую сущность Церкви (Апостольское обращение Evangelii nuntiandi, 1975, п. 14). Папа Иоанн Павел II решительно настаивал на исполнении миссионерского призвания в энциклике Redemptoris missio (1990).
В то же время, с разных сторон Церкви согласились между собой о том, как должны вести себя обе стороны перед лицом индивидуальных обращений. Это должно было бы быть возможным также в России. Но Католическая Церковь не может допустить, чтобы за ней не признавалась миссионерское измерение ее природы, во имя некоей концепции прозелитизма, неправомерно расширенного в его значении. То, что Русская Православная Церковь отождествляет себя с определенной этнической культурой, — а именно это угадывается за подобными обвинениями в прозелитизме, который трактуется чрезмерно широко, — в конечном счете, наводит на мысль, что мы имеем дело с экклезиологической ересью. Ее можно считать следствием секуляризации Церкви, которая могла бы вылиться в глубокий духовный кризис Русской православной Церкви.
Религиозная свобода как центральная проблема
Вопрос о религиозных обращениях поднимает фундаментальную проблему религиозной свободы. Этим предполагается основополагающее право человека не быть принужденным ни к какой религии и никакой религиозной акции, но иметь возможность свободно выбирать религию и возможность также исповедовать ее публично. Конфликт между Москвой и Римом, в сущности, представляет собой путь, посредством которого Русская Православная Церковь выражает свою критику прав человека, и в особенности, права на свободу совести и религии (п. III. 6).
Также Католическая Церковь в свое время немало потрудилась, прежде чем пришла к признанию свободы религии. Действительно, еще Отцы Церкви утверждали, а мученики первых веков засвидетельствовали своей кровью, что вера по своей природе есть свободный выбор. Тем не менее, свобода совести довольно быстро была ограничена после поворотного решения императора Константина и после того, как император Феодосий (379-395) провозгласил христианство государственной религией. Была скорее терпимость, но не свобода религии. И, прежде всего, Католическая Церковь не была в состоянии примириться с концепцией религиозной свободы, которую в либеральном смысле пропагандировало просветительство нового времени. Церковь настаивала, что лишь истина, а не заблуждение, имеет право на существование и тем самым отрицала либеральную концепцию свободы совести и религии.
Лишь II Ватиканский Собор, после долгих и драматических обсуждений, ознаменовал поворот, приняв Декларацию Dignitatis humanae. Кардинал Кароль Войтыла, в то время архиепископ Краковский, выступил в зале заседания с памятной речью, в которой настаивал на том, что истина и свобода взаимосвязаны между собой. Действительно, истину возможно постичь и признать лишь пребывая в свободе, и наоборот, свобода обретает свою полноту не в равнодушном выборе, но ориентируясь на истину.
В такой перспективе взаимоотношений между истиной и свободой Католическая Церковь на (Втором Ватиканском) Соборе вступила на путь, который привел ее к освобождению от наследия эпохи императора Константина, не дав ей стать жертвой современной либеральной концепции. Она обрела свое место в контексте современного мира плюралистического и либерального, но не приспособляясь к нему, а конструктивным образом противостоя ему и его индивидуалистической концепции свободы.
Русская Православная Церковь вот уже более десяти лет, после долгого периода коммунистических репрессий, находится перед лицом современного плюралистичного мира. Поэтому можно понять, что она все еще находится в поисках своего места. Это требует терпеливого отношения с нашей стороны. Она все еще остается закрытой и полагает, что религиозная свобода — это всего лишь выражение либерального индивидуализма Запада. Для нее социальная и культурная вовлеченность в жизнь общества предпочтительнее личной свободы, даже и в том, что касается религиозной практики.
Тем самым становится ясным глубокий богословский фон, который скрывается за дискуссиями о принципе канонической территории и прозелитизме. Аргументация Русской православной Церкви существенно имеет характер идеологический; она защищает не только некую русскую действительность, которая практически больше не существует, но также отношение между Церковью и народом, или же между Церковью и культурой, которая проблематична в плане богословском, и стремится обеспечить господство Русской православной Церкви, в ущерб не только Католической Церкви, но и свободе личности.
До тех пор, пока Русская Православная Церковь будет укоренена в этих двух идеологических позициях, она не сможет начать конструктивный диалог с современным обществом и с Католической Церковью. Ее позиция, безусловно, последовательна, однако не в состоянии смело смотреть в будущее. Ей было бы гораздо лучше поэтому возобновить диалог с Католической Церковью, вместо того, чтоб прерывать его, и выйти из тупика, в котором она находится, чтобы обрести, посредством конструктивной критики, то место, которое ей надлежит в современном мире и, прежде всего, в объединяющейся Европе. Католическая Церковь к этому диалогу готова и предрасположена сотрудничать.
Источник: Итальянский иезуитский журнал Civita Cattolica (16.03.2002)
Перевод подготовлен Русской службой “Радио Ватикана”
Материал предоставлен Российской католической газетой “Свет Евангелия».