В конце 2000 года Институт истории церкви Львовской богословской академии Украинской греко-католической церкви издал книгу ректора академии отца доктора Бориса Гудзяка «Криза і реформа: Київська митрополія, Царгородський патріархат i генеза Берестейської унії». В нижеследующем материале аналитик газеты «День» Клара Гудзик дает краткий обзор книги, останавливаясь на таких темах как отношения Киевской Церкви XVI века и Московской митрополии, отношения Запад — Восток и т.д.
«О. Борис Гудзяк убедительно, документально показал, что одной из причин унии с Римом стал упадок культуры церковной жизни Киевской митрополии. И общий застой православия на фоне бурного развития западных церквей после реформ, начатых Мартином Лютером», — считает Клара Гудзик.
Брестская Уния как результат кризиса Киевской Церкви
В конце 2000 года Институт истории церкви Львовской богословской академии Украинской греко-католической церкви издал книгу ректора академии отца доктора Бориса Гудзяка «Криза і реформа: Київська митрополія, Царгородський патріархат i генеза Берестейської унії». В предисловии автор пишет, что в своих научных исследованиях он «хотел выяснить, чем была Брестская уния для своей эпохи, а также как и почему стало возможным ее заключение». Кроме этого, по его мнению, существует «немало схожих черт в жизненной атмосфере тогдашней и сегодняшней церкви в Украине». Появление книги молодого ученого «Криза і реформа» — это, без преувеличения, выдающееся событие в научной жизни страны, оптимистичное свидетельство того, что грядет новое поколение украинских историков, вооруженных не только «интеллектуальным интересом» (слова автора), но и широкой научной эрудицией, беспристрастностью выводов и незаурядной способностью «обживаться, как дома», в реалиях минувших времен (а не переносить на них современные измерения и оценки).
Очень интересным историческим обстоятельством является то, что в многочисленных исторических документах того времени, связанных с подготовкой и подписанием унии, нет ни единого упоминания о Московской церкви. Д-р Гудзяк пишет, что «на фоне политически-религиозных бурь Речи Посполитой, Московщина интересовала русских епископов в малой степени». Ее не считали ни угрозой, ни источником какой-либо поддержки. Более того, выглядит так, будто для киевских людей церкви Москва была тогда чуть ли не terra incognita.
Еще большего внимания заслуживает тот факт, что на время подписания Брестской унии ни царские власти, ни Московский патриархат не имели и не заявили хоть какие-то претензии на Киевскую митрополию. И не реагировали на факт подписания унии — похоже, что они ее просто не заметили. Религиозная полемика, направленная против унии, началась в России после Великой Смуты, после польско-католической инвазии во времена лжедмитриев. Только в 1620 году московский собор недвусмысленно осудил унию русинов с Римом. (Позже Московский патриархат сполна наверстал это опоздание и упущение).
Выше изложен — очень неполно — главный научный сюжет книги «Криза і реформа». Но там еще так много информации! Прежде всего, о людях той эпохи. Вот, например, яркий портрет князя Константина Острожского, одного из последних крупных панов Речи Посполитой, которые не оставили православную веру своих пращуров. Княжеское происхождение (он считал себя потомком Рюриковичей), престиж, власть и богатство (Острожский был крупнейшим после короля землевладельцем Польши) позволяли Константину Острожскому не считаться даже с официальной внешней политикой Речи Посполитой — он сам заключал договора с кем хотел. Гуманист, просветитель, человек, отличавшийся незаурядным интеллектуальным любопытством, а еще — терпимостью. Для него «обе религии — католическая и его собственная — были одинаково хороши». Но сколько драматизма в его жизни! Так, принадлежность к церкви «схизматиков» нивелировала его политическое влияние, в частности, лишила князя возможности претендовать на королевский трон. Два его сына перешли в католическую церковь, обе дочери вышли замуж за протестантских магнатов. Основанные князем школа и типография так и не приобрели желанного размаха и влияния. Уния с Римом осуществилась не так, как хотел князь — он мечтал о чем-то экуменическом (в современной терминологии). Для нас важнейшим наследием князя Константина Острожского является, безусловно, изданная в его типографии (4000 экземпляров), при его активном участии и поддержке первая полная церковнославянская Библия — Острожская Библия.
Коснемся еще одной «боковой» линии. Книга о. Бориса развеивает одну распространенную современную церковно-политическую легенду. О том, что якобы Московская митрополия в период между ее образованием в 1448 году и провозглашением Московского патриархата в 1589 году была непризнанным православным сообществом, то есть неканонической. Совсем наоборот, Москва осталась тогда единственным православным государством, куда восточные патриархи постоянно посылали своих монахов за милостыней, или даже ездили сами, как это сделали патриархи Иоаким и Иеремия как раз накануне принятия Берестейской унии. Между Цареградской и Московской церквями поддерживались постоянные отношения и обмены послами. Так, в 1561 году патриарх цареградский Иоасаф признал — за большие денежные «милости» — титул царя, который в 1547 года присвоил себе князь Иван Грозный. Убив своего сына, царь немедленно отправил послов (конечно, с большими милостями) в восточные патриархаты с просьбой молиться о его душе. Все это имело место еще до образования Московского патриархата при царе Федоре, во время правления Бориса Годунова (1589).
В завершение позволю себе высказать довольно мрачную мысль. О. Борис Гудзяк убедительно, документально показал, что одной из причин унии с Римом стал упадок культуры церковной жизни Киевской митрополии. И общий застой православия на фоне бурного развития западных церквей после реформ, начатых Мартином Лютером. Но действительно ли уния излечила эти болезни в Украине? Вошла ли — за 400 лет — украинская униатская церковь и ее прихожане в западное христианское сообщество как равные? Сделали ли собственный заметный взнос в развитие этого сообщества? Кажется, к сожалению, лишь частично.
Очень непростая задача — писать газетный материал об интересной, объемной (свыше 400 страниц) научной книге, посвященной религиозной жизни ХVI ст. Книге, наполненной событиями, людьми, яркими контрастами. С одной стороны — католический и протестантский Запад, который тогда бурлил церковными реформами, лихорадкой книгопечатания, пересмотром устоявшихся норм жизни. С другой стороны — аморфное, неструктурированное, неподвижное православное бытие, упадок греческого и церковнославянского образования. Греческие церкви — в османской неволе; Киевская митрополия — в полном подчинении светской власти Речи Посполитой. С точки зрения автора, этот контраст стал одним из импульсов, который привел к Брестской унии.
Книга «Криза і реформа» чрезвычайно информативна — история, статистика, выдающиеся личности, книги, которые тогда издавались, детали повседневной жизни, версии — все это буквально переливается через край. Это неудивительно — список использованной автором литературы занимает более 50 страниц и включает произведения на многих языках. Автор собрал столько свидетельств той эпохи, что не смог их втиснуть в основной текст книги и многое вынес в примечания. Примечания, от которых, читая, невозможно оторваться. Ниже коснемся — к сожалению, очень поверхностно — нескольких тем новой книги.
Доктор Гудзяк начинает книгу «Криза і реформа» историческими свидетельствами того, что идея унии с Римом не была на Руси ХVI ст. новой или неожиданной. Преданность цареградским патриархам киевских митрополитов не мешала им общаться с западной церковью. Киевские епископы принимали, в частности, участие в трех западных соборах — в Лионе (1245 г.), Констанце (1418) и Флоренции (1439). На последнем соборе Киевский митрополит Исидор подписал унию с Римом, в которой подчеркивалось равноправие восточного и западного обрядов. Возвратившись из Италии, митрополит Исидор торжественно провозгласил унию в киевском соборе Святой Софии (1441 год). Это случилось за 150 лет до принятия Брестской унии. В те времена киевские иерархи придерживались мнения, что «нет разницы во Христе между греками и римлянами — все едино суть, а любой, крещенный во Христе, должен жить по своей традиции».
Случилось так, что после падения Византийской империи (1453 год) православная греческая наука, образование, богословие там не то что развивались, а стремительно приходили в упадок. Один грек в то время горько написал: «С тех пор, как мы утратили царство, мы утратили и ученость. Долго живя среди варваров, мы и сами варварами стали.» Под властью Османской империи «не было ни академий, ни профессоров, ни книг». Церкви, восточные патриархаты стали игрушками в руках мусульманской власти, утратили все свое влияние и престиж.
Кризис в православном мире совпал с бурным развитием католической и протестантской церквей — христианская Европа встала на путь радикальных реформ, идя навстречу проблемам и требованиям эпохи. В мировом же православии не обнаружилось ни соответствующего разгона, ни лидеров для того, чтобы положить начало движению обновления церкви. Об этом красноречиво свидетельствует, в частности, издательское дело. Так, в течение 350 лет, начиная с ХV в., было издано около 5 тысяч грекоязычных книг. А в немецких землях только в ХVI в. вышло свыше 150 тысяч книг; в Венеции, где действовало 500 типографий, за половину того же столетия увидело мир около восьми миллионов томов. Приведенное сравнение, безусловно, отражает интенсивность интеллектуальной жизни, грамотности, в общем, культуры на Востоке и Западе.
ХV — ХVI столетия — не самые яркие страницы и в истории Киевской митрополии. Отец Борис Гудзяк изображает мрачную картину кризиса в Киевской метрополии, совпавшего по времени с Люблинской унией — тогда начался массовый переход литовской и украинской шляхт в католицизм. В ХVI веке в Киеве, старинном центре православия, не имел резиденции ни один из киевских митрополитов (они жили в Литве). Один из путешественников написал в 1595 году: «Скот, клячи, псы и свинарники осквернили когда-то златоверхую Софию Киевскую, дождевая вода, протекая сквозь дырявую крышу, уничтожила богатые украшения.»
Украинская («русская») иерархия стала тогда фактически бездействующей; духовные должности продавались и даже передавались по наследству, в церквях служили вдовцы. Приходила в упадок культура и образование духовенства, а значит, и народа. «Погоня за церковными богатствами, неспособность к сотрудничеству и компромиссам довели русское высшее духовенство до того, что вошло в обычай приглашать польско-литовских чиновников вмешиваться во внутренние дела церкви. Что подрывало авторитет митрополита и епископов.» В Речи Посполитой Православная церковь занимала приниженное положение, имела второстепенный статус, была объектом насмешек. «И если достижения средневековой Руси в искусстве и литературе были чуть ли не выше, чем в Польше того времени, то в ХV — ХVI столетиях литературная, историческая, богословская мысль и творчество поляков достигают такого разнообразия и глубины, которые контрастируют с «затишьем» тогдашней русской культуры», пишет автор.
Некоторые западные мыслители того времени пытались найти причину упадка православных. Так, Петр Скарга, вильненский иезуит, приверженец присоединения православия к Римской церкви, считал, что развитие национального литературного языка русинов сделало невозможным их церковный язык: «Сильно надули тебя греки, русский народ, дав церковный славянский язык, — на этом языке никто никогда не будет ученым. Ведь теперь его никто хорошо не понимает. Так как нет (и не было) на свете нации, которая бы на нем говорила». А на латинском западе (в Польше тоже) именно благодаря печатанию литературы на народных языках быстро распространялись реформационные идеи, менявшие лицо старого мира. Идеи, которых в широком русском языковом и культурном обороте не было. Наиболее образованные православные, такие, как князь Константин Острожский, старались содействовать православному просвещению, своими силами реформировать церковную жизнь. Но то были незначительные островки в море общего невежества.
В конце ХV в., когда сошли с исторической сцены как Киевское княжество, так и Византия, связи Киевской митрополии с Цареградским патриархатом весьма ослабли, хотя они и раньше не отличались живостью. Цареградские патриархи практически не имели влияния на институции русского православия, на жизнь церкви, на дисциплину духовенства. А Киевской митрополии нужно было от патриархов только одно — формальное подтверждение очередного избранного митрополита. Общение между Киевом и Цареградом затихало, так как ни одна из сторон не видела в нем потребности. Это отчуждение привело к тому, что определенная часть православных, как, например, князь Константин Острожский, начала искать поддержки и, в частности, более твердой вертикали церковного управления, в другом месте — в Римской церкви.
В 90-е годы ХVI в. русские иерархи начали наконец осознавать богословскую, интеллектуальную, культурную, идеологическую, административную слабость Киевской церкви. Соборные документы тех времен свидетельствуют, что епископы начали «думать о школах, науке, госпиталях и прочих добрых делах». Обсуждали проблемы управления церковью, литургийную практику, издательское дело, образование. Среди них родилась мысль, что «поскольку патриархи находятся в поганском плену, хотя бы и желали, — не могут ничего сделать» для церкви, то надо объединяться с Римом, чтобы не стать жертвой «несогласий и схизм».
В книге «Криза і реформа» сделан тщательный анализ униатских документов, в частности «33-х артикулов, принадлежащих объединению с Римской церковью», составленных иерархами Киевской митрополии. Показаны драматические обстоятельства формирования, подписывания и окончательного принятия Брестской унии. О. Борис пишет, что на фоне «безъязыкости» русских иерархов ХVI века «Артикулы» являются выдающимся историческим документом. Не будем, однако, касаться здесь «Артикулов», учитывая тот поток материалов, которые не так давно были обнародованы в связи с 400-летним юбилеем унии.
Источник: «День», №31, пятница, 16 февраля 2001