Кирилл и Мефодий в истории славянской культуры

Представлены две главы из книги О. Демина «Мы пришли дать вам Слово». Кирилл и Мефодий в истории славянской культуры. В них, в частности, рассматриваются отношения великих апостолов славян с Римским престолом — рукоположение Мефодия в епископы папой Адрианом II, выделение ему отдельной архиепископской кафедры, апостольское разрешение отправлять Богослужения на славянском языке и пр. Книга написана с сугубо академических позиций доктором исторических наук, профессором кафедры новой и новейшей истории Одесского национального университета имени И.И. Мечникова.

 

Главы из книги: О.Б. Дёмин. «Мы пришли дать вам Слово». Кирилл и Мефодий в истории славянской культуры. — Одесса: Гермес, 2003. 

В Венеции и Риме

Первые успехи дались византийцам (Кириллу и Мефодию, — ред.) непросто. Однако настоящие испытания ожидали их впереди. В войне с объ­единенными силами восточнофранкского королевства и болгар князь Ростислав потерпел в 864 году поражение. Сразу же активизировались враги Солунских братьев, особенно те, кто выступал за использование в богослуже­нии только трех языков. Именно тогда со всей очевидно­стью проявилось отсутствие в составе византийской мис­сии епископа. Ни Кирилл, ни Мефодий не имели права ру­коположить своих учеников в священники. Сделать это мог только епископ, а его-то в Моравии как раз и не было. Такое положение создавало для немецкого духовенства и баварского епископа важные рычаги влияния на власть. Сразу изменить положение Солунские братья не могли, хотя бы потому, что не были подготовлены ученики из мо­равских славян. Прошло несколько лет, прежде чем грече­ские посланцы приняли решение вернуться вместе с уче­никами в Византийскую империю и там устранить допу­щенный промах. Имелись два варианта действий. Первый — предполагал поездку непосредственно в Константино­поль, но был чреват осложнением отношений с папством. Во втором — расчет делался на возможное согласие со­вершить посвящение градского патриарха Витала, рези­денция которого находилась в Венеции. Церковная власть этого патриарха распространялась не только на земли Венецианской республики, но также на часть Ломбардии, а также Истрию, где проживало славянское население. Хотя патриарх находился под юрисдикцией папы Римско­го, но, как и Венецианская республика, был связан с Ви­зантией. Поэтому на него немецкое духовенство не могло оказывать серьезного давления и более того, имеются свидетельства его поддержки славян в борьбе против франков и наличия церковных контактов патриарха с Ве­ликой Моравией. Нельзя исключить и вероятность получения ими еще в Великой Моравии приглашения от папы Римского Николая I, узнавшего о существовании в сла­вянской стране мощей святого Климента. В тот период все христианские церкви стремились стать обладателями каких-либо священных реликвий и прилагали немалые усилия для их розыска. Поэтому появление в непосредст­венной близости от Рима таких важных для апостоличе­ской столицы христианских сокровищ не могло пройти не­замеченным для папства. Еще менее вероятно, что ин­формация о них скрывалась от папы Римского в течение такого длительного времени. В итоге, после некоторых раздумий, весной 867 года, когда наладились дороги, Ки­рилл и Мефодий направились в Венецию, чтобы там опре­делиться с наилучшим вариантом разрешения поставлен­ной цели.

Но их путешествие затянулось надолго. Вначале на пу­ти к адриатическому порту греки и мораване сделали ос­тановку в Блатенском княжестве, возникшем в районе со­временного озера Балатон в среднем Подунавье в Паннонии. Это было еще одно раннегосударственное славян­ское объединение, но созданное уже предками совре­менных словенцев. Исполняя пожелания местного князя Коцела, который захотел выучить славянскую письмен­ность, вся группа задержалась в его землях. Начатая в Моравии подвижническая работа получила продолжение. Однако здесь она имела более глубокие последствия, по­скольку зерна знаний, посеянных Кириллом и Мефодием, получили заметное распространение и сохранились на­долго. Вновь появились ученики, началось переписыва­ние книг, необходимых для ведения службы в немалом уже количестве действовавших церквей. Отказываясь от золота и серебра, Солунские братья делали свое дело. Причем долго оставаться в паннонских землях они не мог­ли, даже, несмотря на личное приглашение местного кня­зя. Дело в том, что его земли входили в состав зальцбургского архиепископства, на территории которого, по сви­детельству исторических документов, без санкции самого архиепископа никакой священник не отважился бы испол­нять свою должность более трех месяцев. Даже с учетом того, что они могли ограничиться только обучением сла­вянскому языку, все равно их пребывание на благодатных землях Паннонии продолжалось только несколько меся­цев. Закончив обучение князя и наиболее способных уче­ников, они собрались уезжать, а в качестве вознагражде­ния за труд попросили у князя Коцела, как в свое время и у князя Ростислава, освобождения пленных.

В Венеции, которая формально входила тогда в состав Византийской империи, они задержались. Из Константи­нополя приходили тревожные известия. Сначала там был убит отправлявший их в Моравию кесарь Варда, а затем в сентябре 867 года та же судьба постигла императора Ми­хаила III . Патриархом снова стал Игнатий, от которого Ки­рилл в свое время убежал в монастырь. В самой Венеции против Солунских братьев вновь возобновились обвине­ния со стороны приверженцев триязычия церковной службы. Это произошло на специальном заседании цер­ковного собрания — епископов градской патриархии, со­званном для рассмотрения вопроса о рукоположении уче­ников Кирилла и Мефодия в епископы. Кириллу пришлось вступить в полемику со священниками римского обряда, вероятнее всего прибывшими из Ломбардии. Его аргу­ментация базировалась на высказываниях из Евангелия и Псалтыри и служила доказательству того, что, если в воз­несении хвалы Богу и принятии учения Христа все народы признаются равноправными, то тем больше возникает ос­нований предоставить им возможность услышать слово божье на родном языке. Тем самым Кирилл показывал от­сутствие божественного милосердия у тех, кто не желал допустить простых, не искушенных людей на дорогу поз­нания христианской веры, в открытые для всех врата храма божьего: "Не идет ли дождь от бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воздух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка призна­вать, а прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими? Скажите мне, зачем делаете бога не­мощным, как если бы не мог дать народам своего письма или завистливым, как если бы не хотел дать?" Поэтому любому народу бог может открыть его письмо. В подтвер­ждение своей правоты он приводил длинный список наро­дов, которые имеют свою письменность и ведут службу на собственном языке. И, наконец, он нашел слова апостола Павла из его Первого послания к Коринфянам и послания к Филиппинцам для обоснования практического сужде­ния, что для воспитания добрых христиан необходима проповедь на понятном им языке. Ведь проповедь самого глубокого духовного содержания, но провозглашенная на незнакомом языке, не даст желаемого результата. Из Евангелия он привел слова о предназначении апостолов нести христианскую веру всем народам, для чего Христос наделил их даром говорить на всех языках. Против слов апостолов, прокомментированных Кириллом, его против­ники ничего не смогли возразить, подтвердив тем самым правоту Солунских братьев. И вместе с тем, дискуссия по­казала нежелание епископов Венеции удовлетворить просьбу Кирилла и Мефодия.

Долгая задержка в Венеции содействовала распро­странению слухов о выступлениях Кирилла, о славянских книгах, о его пребывании в Крыму и находке мощей свято­го Климента, мученика и папы Римского. Не удивительно, что папа Николай I отправил приглашение братьям при­быть в Рим. В условиях, когда с одной стороны, вследст­вие изменения политической обстановки в Константино­поле вряд ли можно было рассчитывать на благоприятный результат, а с другой — синод епископов не дал разреше­ния рукоположить славянских учеников в епископы, римский вариант становился едва ли не самым перспектив­ным. Правда, посланцев князя Великой Моравии пригла­шали в столицу совсем по другому поводу. Пока они соби­рались в дорогу, новым папой в середине декабря 867 го­да стал Адриан II . В Риме Кирилла и Мефодия встречали с большим почетом, сам папа вышел им навстречу. Вначале внимание римского общества оказалось полностью со­средоточенным на мощах святого мученика Климента. Энтузиазм и вера горожан оказались столь сильными, что множество людей заявили об избавлении от своих неду­гов. Затем Адриан II принял славянские книги, освятил их и поместил в церковь святой Марии. В этом храме, а по­том в церквах святой Петрониллы, святого Андрея и апо­стола Павла прошли богослужения на славянском языке, в которых принимали участие и западные епископы. Тогда же папа приказал рукоположить учеников Солунских братьев в священники, диаконы, чтецы, но не епископы.

Так как основная цель не была достигнута, вся группа задержалась в папской столице. Вероятно, они посели­лись в одном из греческих монастырей, которых там име­лось достаточно много. Не исключено, что таким местом мог стать монастырь святой Параскевы, находившийся по соседству с церковью Санта Мария Маджоре, где были освящены славянские книги. В Риме Кирилл не обрел ти­хой жизни. Много времени он уделял рассказам о находке останков святого Климента и о правомерности введения славянского письма и богослужения. Нередко ему прихо­дилось вступать в дискуссии по различным богословским вопросам, причем всякий раз Кирилл проявлял необычай­но глубокую осведомленность в разных отраслях знания. Между тем груз многолетнего физического и нервного на­пряжения дал вскоре о себе знать. Кирилл тяжело забо­лел. Оценив свое состояние, он облачился в ризу и ска­зал, что отныне он уже не является на земле ничьим слу­гой. На следующий день он принял монашество и мона­шеское имя.

Проболев пятьдесят дней и почувствовав близость своего конца, Кирилл завещал Мефодию: "Вот, брат, были мы с тобой парой в одной упряжке и пахали одну и ту же борозду, и я на поле падаю, окончив день свой. Ты же очень возлюбил гору, монастырь, но не смей ради горы оставить учительство свое, ибо, чем иным можешь ты луч­ше достичь спасения?".

14 февраля 869 года в сорокадвухлетнем возрасте Ки­рилл умер. Папа Римский приказал похоронить его с большими почестями в Риме. Но Мефодий попросил от­везти тело брата в родные края, так как мать взяла с них такое обещание. Поначалу Адриан II согласился, но епи­скопы заявили, что деяния Кирилла велики и поскольку привели они его, в конце концов, в Рим, то и похоронить Философа необходимо именно здесь. Еще одна просьба Мефодия успеха не имела. Кирилла погребли в храме святого Климента, справа от алтаря. До настоящего вре­мени здесь сохраняется его надгробная плита.

Возвращение в славянские земли

И Кирилл, и Мефодий не по своей воле задержались в Риме. Объяснить это возможно той проверкой, которую устроил папа Римский братьям относительно находки мо­щей святого Климента. Недаром в письме к славянским князьям Ростиславу, Святополку и Коцелу папа Адриан II писал, что он замыслил испытать Мефодия. В 869 г. в Кон­стантинополь был отправлен в качестве посла римский священник Анастасий, занимавший при папском дворе высокий пост библиотекаря, главы папского архива и кан­целярии. Помимо других дел ему было предписано уста­новить правдивость истории херсонесского путешествия Кирилла. В византийской столице Анастасий разыскал митрополита города Смирны Митрофана, побывавшего в ссылке в Херсонесе в то же время, что и братья. Он и со­общил папскому посланцу, что когда Кирилл Философ был послан в Хазарию "проповедовать слово божье", он дважды, на пути к хазарам и обратно, посетил Херсонес. И главное, митрополит Митрофан засвидетельствовал справедливость рассказа Кирилла о находке мощей папы Римского Климента. На процедуру доказательства ушло много времени, но до тех пор, пока папа Адриан II не полу­чил подтверждения от Анастасия, он не хотел посвящать ни Мефодия, ни учеников Кирилла в епископы.

Вскоре после смерти Кирилла в Рим прибыло посоль­ство от князя Коцела с просьбой направить в его владения Мефодия с учениками для разъяснения Святого Писания на родном языке. После некоторых колебаний Адриан II, убедившись в правоверности Мефодия, то есть, проверив веру византийца на соответствие христианскому учению и посвятив только в священнический сан, отправил его в Блатенское княжество с письмом, разрешающим славян­ское богослужение. Правда, при этом он сделал оговорку, что чтение Евангелия следует начинать на латинском и только затем продолжать на славянском языке. Между тем, подобный подход не совсем устраивал князя. Пос­кольку папа не рукоположил Мефодия в епископы, факти­чески славянская церковь княжества оставалась без руко­водства, и немецкое духовенство вновь брало верх над славянским. Поэтому князь Коцел опять отправил Мефо­дия в Рим, на этот раз с конкретным заданием получить епископство Паннонское.

Вернулся Мефодий из Рима уже архиепископом. Веро­ятно, к этому времени из Византии от посла Анастасия уже был получен благоприятный для Солунских братьев ответ и Мефодий не встретил проволочек со стороны пап­ской администрации. Однако папа Римский не желал вступать в конфликт с немецким духовенством, который неизбежно последовал бы после создания нового епи­скопства в землях, на которые претендовал баварский епископ. Поэтому он согласился на предложение князя Коцела восстановить ранее никогда формально не ликви­дированную митрополию с центром в Сирмии (ныне го­род Сремска-Митровица в современной Сербии), извест­ную под названием "стол святого Андроника". Считается, что Андроник, один из семидесяти учеников Христа был основателем церковной организации на Балканах. После него епископ Сирмии стал митрополитом всех епископов Паннонии и Иллирика. Но во время нападения аваров в 582 году Сирмия оказалась разрушенной, а митрополия перестала существовать. Возобновляя сирмийское архи­епископство, папа Римский не столько удовлетворял по­желание славянского князя, сколько предпринимал новые действия в направлении восстановления власти папского престола над балканскими провинциями, которая суще­ствовала здесь до вторжения славян. Немецкое духовен­ство попыталось воспротивиться политике папы Римско­го. С этой целью в Зальцбурге был составлен ряд доку­ментов. В них, с одной стороны, делалась попытка дока­зать, что именно зальцбургское духовенство занималось миссионерской деятельностью в Хорутании и среди пан-нонских славян, создав там свою церковную организа­цию. С другой стороны, они указывали на неправомоч­ность восстановления архиепископства в Сирмии, так как истек семидесятипятилетний срок давности, обычно при­меняемый в делах подобного рода. Уже новому папе Рим­скому Иоанну VIII пришлось направлять специальное по­слание королю Людовику Немецкому с разъяснением су­ществующего положения вещей вокруг Паннонии. Со­гласно решениям церковных соборов и также историче­ских трудов, она всегда подчинялась непосредственно папскому престолу, в отношении к которому, к тому же, не действует срок давности.

По прибытии на место архиепископ Мефодий сразу же развернул обучение молодежи славянскому письму и церковной славянской службе. Он стал открывать церковные школы, приступил к организации работы по переводу, теперь уже с латинского языка, новых церковных книг на славянскую письменность. Вначале ситуация в княжестве благоприятствовала его деятельности: местное населе­ние покидало службы, проводившиеся на латинском язы­ке. Священники становились ненужными и возвращались в немецкие земли, а их места занимали ученики Мефодия. Паннония превращалась в новый центр славянской письменности, распространявшейся отсюда на земли других западнославянских народов.

Однако так просто немецкая церковь уступать свои по­зиции не собиралась. Ей во многом способствовало из­менение международной ситуации в Центральной Евро­пе. В начале 870 года в Моравии против князя Ростислава с оружием в руках выступил его племянник Святополк. Он признал власть восточнофранкского короля, предатель­ски захватил в плен Ростислава, а затем выдал родного дядю его противникам франкам. На славянских землях Ростислава в качестве королевских наместников стали ут­верждаться немецкие феодалы. В столь сложной обста­новке князь Коцел вслед за Святополком, который отри­цательно относился к славянскому богослужению, пере­стал поддерживать Мефодия. При невыясненных обстоя­тельствах в конце весны 870 года баварское духовенство схватило его за будто бы самовольное управление церко­вью в их округе. Одновременно с ним были насильствен­но захвачены его наиболее верные и просвещенные гре­ческие и славянские ученики. В течение почти полугода всех их вместе с Мефодием содержали под арестом, не решаясь предать суду. И только осенью, когда на восточ­ные земли королевства прибыл с реки Рейна король Лю­довик Немецкий для решения вопросов обустройства за­воеванных земель славян, архиепископ Мефодий вслед за князем Ростиславом предстал перед судилищем. Вна­чале на собрании "франков и баваров" славянского князя приговорили к смерти, которую по распоряжению короля заменили ослеплением.

Затем на суд епископов баварской церковной провин­ции привели под стражей Мефодия. Против него было вы­двинуто обвинение в том, что он самовольно перешел границу чужого церковного округа (в Восточнофранкском королевстве продолжали считать Великую Моравию и Паннонию частью баварской церковной организации), и стал там выполнять обязанности архиепископа. На это Мефодий ответил: "Я сам, если бы знал, что он ваш, шел бы мимо, но он принадлежит святому Петру. По правде же, если вы из-за своей зависти и жадности преступаете старые границы, нарушая каноны и препятствуя учению божьему, то берегитесь, как бы стремясь костяным теме­нем головы пробить гору железную, не разлили свой мозг". Он еще раз напомнил немецким епископам, что он пришел на земли сирмийской митрополии, которая нахо­дится под непосредственным управлением папы Римско­го, а не под властью зальцбургского архиепископа и ба­варского епископа. Мефодий настойчиво отказывался признать законность данного суда, так как являясь пап­ским легатом и архиепископом на землях подвластных папскому престолу, он подсуден только самому папе. Бо­лее того, Мефодий начал смело обвинять баварских епи­скопов в том, что они совершали самовольные действия на территории, подвластной "святому Петру", то есть па­пе и ему, как папскому представителю. Разгоревшийся спор достиг такого накала, что, несмотря на присутствие короля, один из высших баварских церковных чинов Гер-манарих, епископ Пассау в ярости набросился на Мефо­дия, намереваясь избить его плетью. Только вмешатель­ство других епископов остановило начинавшуюся драку.

Несмотря на спорность обвинения, неправедный суд баварского епископата при благосклонной поддержке короля Людовика Немецкого приговорил Мефодия в соот­ветствии с решениями церковных соборов к лишению са­на и к заключению в монастырь. Подобные меры были приняты и в отношении его учеников. Стремясь полнее изолировать Мефодия, его отправили как можно дальше от славянских земель — в юго-западные немецкие земли, в Швабию. Вслед за этим выслали и сподвижников Мефо­дия. Два с половиной года провел уже немолодой человек в крайне тяжелых условиях монастырского заточения. Бу­дучи незащищенным ни от проливного дождя, ни от зим­него холода, ни от неусыпного надзора своих противни­ков, он вынес немало суровых испытаний. Его мысли воз­вращались к оставленной им не по своей воле митропо­лии, к ученикам, положению славянского богослужения. Однако уверенность в силах придавало ему то, что в Сир-мии, как и на его родине, в Фессалониках, почитался свя­той Димитрий. Мефодий не сомневался, что этот святой воин защитит не только его, но и его многострадальную паству. И, находясь в темных монастырских стенах, он со­здал печальный, но светлый гимн, посвященный своему двойному небесному покровителю святому Димитрию, с именем которого с надеждой в сердце уверенно смотрел в будущее.

О мудрый Димитрие!

Предстоя пред светлым престолом Божьим, не забывай молиться о бедных странниках, созерцающих и воспевающих ныне величие твое и страстно надеющихся на заступничество твое!

Услышь нас, славный, нищих рабов своих, и смилуйся над нами: отдалились мы от светлого храма твоего, и жаждут в груди сердца наши поклониться, как прежде, церкви твоей твоими молитвами!

Почему, о мудрый Димитрие,
одни мы, нищие рабы твои, оказались
лишенными красоты твоей и славы?

Ради любви к Создателю, о блаженный,
бродим мы по чужим городам и землям,
чтоб посрамлять триязычных еретиков
и принимать муки от суровых воинов!

Незаконный арест архиепископа Мефодия не мог пройти незамеченным знатью, священнослужителями, верующими Блатенского княжества. Князь Коцел сооб­щил в Рим о судьбе папского представителя. Однако по разным причинам папа Адриан II не в силах был что-либо сразу предпринять. В 872 году папой стал опытный поли­тик Иоанн VIII . Он действовал уже в других обстоятельст­вах, чем его предшественник. За очень короткое время господства немецких графов на моравских землях, славя­не почувствовали всю тяжесть иноземного управления. Уже в 871 году в Великой Моравии началось восстание, во главе которого стал бывший вассал Людовика Немецкого князь Святополк. Оно приобрело такой масштаб, что уже к концу года немецкие дружины и баварское духовенство были изгнаны со славянских территорий. Успехи морав­ских отрядов, действовавших в союзе с чехами, были та­кими значительными, что вскоре война переместилась на территорию Восточнофранкского королевства. Это за­ставило Людовика Немецкого в начале 873 года пойти на переговоры со Святополком. Одним из условий морав­ской стороны, о котором проинформировали и папу Рим­ского, было требование об освобождении Мефодия и его учеников.

Поступавшие с территории сирмийского церковного архиепископства неоднократные, тревожные сообщения о судьбе Мефодия наконец заставили папу Иоанна VIII по­смотреть на ситуацию, сложившуюся на границе славян­ского и германского миров. В решениях баварских епи­скопов он усмотрел, прежде всего, посягательство на свою власть. Это вынудило его предпринять ряд дейст­вий. Папа Иоанн VIII направил специальные послания Карломану, сыну Людовика Немецкого, архиепископу зальц­бургскому, баварским епископам, в которых объявил все решения по делу Мефодия противоречащими нормам церковного права и незаконными. Потребовав освобо­дить Мефодия и вернуть его к исполнению служебных обязанностей на землях его митрополии, папа "послал на них клятву" с угрозой запрета исполнения церковной службы в Баварии, если они не выполнят его распоряже­ние. Во владения восточнофранкского короля отправился папский посланец вести переговоры об освобождении сирмийского архиепископа.

По категорическому приказу папы Иоанна VIII Мефодия выпустили из монастырского заключения, а одного из членов епископского суда обязали лично сопровождать его в славянские земли. Баварские епископы должны бы­ли доставить Мефодия непосредственно во владения кня­зя Святополка, независимо от того, продолжались ли во­енные действия или нет. Вынужденные, под давлением обстоятельств, открыть Мефодию двери монастырской тюрьмы, представители немецкого духовенства постара­лись побыстрее избавиться от недавнего узника. Однако Мефодий ни за что не хотел возвращаться без своих уче­ников. Поэтому на пути из места заключения он заехал в монастырь святого Пирмина в Рейхенау, в котором они все находились.

Мефодий не мог вернутся в Паннонию, так как там из­менилась политическая и конфессиональная ситуация. За время отсутствия Мефодия архиепископ Зальцбурга су­щественно укрепил позиции немецкой церкви в славян­ской митрополии, спешно возвратившись туда сразу пос­ле устранения сирмийского архиепископа. Понимая не­возможность оставления паствы без священников, князь Коцел пошел на соглашение с немецким духовенством, возможно при условии сохранения элементов церковной службы на славянском языке, разрешенной ранее пап­ской буллой. Проявленный им живой интерес к славян­ской письменности, настойчивость в восстановлении сирмийской митрополии свидетельствуют о привержен­ности самостоятельной политике. Отказ от борьбы за воз­вращение Мефодия, особенно после неудач, связанных с обращением князя Коцела к папе Римскому являлся, ско­рее всего, вынужденным политическим шагом. В такой атмосфере компромисса могла возникнуть идея о пере­воде славянской письменности на другие буквы, отлич­ные от букв, созданных Кириллом Философом.

Подобную задачу мог решить только человек, основа­тельно прошедший школу Кирилла и Мефодия в Великой Моравии или прибывший вместе с ними из Византии, так как в Паннонии Солунские братья не успели дать ученикам основы знаний высшей школы. В таких полулегальных об­стоятельствах появилась письменность, названная здесь же глаголицей. Не обладая философским пониманием сущности изображения креста, ее автор или несколько авторов решили обозначить им первую букву алфавита, как знак преемственности глаголицы от кириллических букв. Так как для западной, в том числе и немецкой церк­ви, не имели такого значения числовые обозначения букв, как в византийской, восточной церкви, то крест или пер­вая буква "аз" стала обозначать единицу. Все остальные буквы в алфавитном порядке получили цифровые обозна­чения. Для того же, чтобы скрыть связь новых букв с ви­зантийским и кириллическим письмом их намеренно сде­лали внешне совершенно отличающимися от них. Впро­чем, ряд букв представляют развернутые особым обра­зом и украшенные завитками греческие знаки, а некото­рые буквы созданы на основе латиницы. Так как авторы глаголицы знали кириллическую письменность, то они смогли в новом алфавите лучше отразить фонетику, звучание славянского языка. И вместе с тем, в текстах, кото­рые стали переписываться с книг Солунских братьев, по­явились так называемые "моравизмы", то есть слова и обороты великоморавского происхождения, а также вы­ражения, имеющие местную, западнославянскую основу. Всего этого Мефодий естественно, находясь в изоля­ции, не знал. По распоряжению папы и при согласии коро­ля Людовика Немецкого он прибыл в Великую Моравию. Население настолько радостно приветствовало Мефо­дия, что князь Святополк принял его со всеми подобаю­щими почестями и передал ему все церкви. Вырвавшись из заточения, Мефодий с энтузиазмом принялся за воз­рождение церковной жизни. Церкви сохранились только в моравских крепостях, центрах административных окру­гов. Увеличение числа храмов и приходов, а значит, под­готовка достаточного количества священников надолго стали основными задачами церковного руководителя страны. К тому же, вскоре после возвращения Мефодия великоморавский князь заключил в Форххейме мир с восточнофранкским королем и начал походы на соседние славянские языческие племена. В результате северные и восточные границы княжества существенно расшири­лись. Это добавило работы моравскому духовенству. Од­нако распространение христианства проходило с боль­шими сложностями. Очень сильное племя вислян, обитав­шее в районе верхней Вислы не пожелало добровольно принять новую веру. Во время одного из сражений их князь попал в плен и был вместе с другими пленными вис­лянами крещен Мефодием. Постепенно, в моравском об­ществе стало крепнуть убеждение, что успехи княжества связаны с христианской деятельностью Мефодия. В этом пришлось убедиться и князю Святополку. Начав весной военные действия против соседей-язычников, он никак не мог добиться успеха. Накануне праздника апостола Петра — 29 июня — Мефодий сказал князю: "Если мне обещаешь, что святой Петров день с воинами своими проведешь у меня в церкви, то верую в бога, что вскоре предаст их те­бе в руки". Последующие события подтвердили правоту слов моравского архиепископа.

Тем не менее, в дальнейшем Мефодию больше всего довелось бороться именно со Святополком. Архиепископ открыто осуждал беспутное поведение князя и части его дружинников, стремился ввести в жизнь нормы христиан­ского гражданского и семейного права. Церковь запре­щала браки между лицами, ставшими сродственниками по церковным обрядам, но Мефодию никак не удавалось провести это положение в жизнь. Позиция церковного ие­рарха пришлась не по душе князю, чем не преминули вос­пользоваться баварские священники. Последние снова появились на территории Великой Моравии после мира в Форххейме. Они снова вернулись к латинской церковной службе и начали исподволь бороться со славянской ли­тургией. В этом противостоянии использовались любые средства, вплоть до того, что немецкое духовенство без всякого наказания прощало все прегрешения и языческие нравы мораван, лишь бы те поддерживали их. Временами князь Святополк попадал под их влияние, и Мефодию приходилось настаивать, чтобы князь с дружиной посе­щали славянскую службу на церковные праздники.

Однако особенно острые споры разгорелись по прин­ципиальным вопросам вероучения. Восточнофранкские священники проповедовали принятый в конце VIII века в империи Каролингов символ веры, согласно которому святой дух исходит не только от отца, но и от сына. В Ви­зантийской империи придерживались принятого на все­ленских соборах правила, что святой дух исходит только от отца. В папском Риме в тот период единства по этому вопросу не существовало, и оба подхода признавались правомерными. Впрочем, за всеми этими разногласиями среди духовенства княжества скрывался вопрос о том, кому же подчиняется моравская церковь — непосредственно папе Римскому или через церковную организацию Вос­точ­но­франкско­го королевства.

Поэтому Мефодию пришлось вновь отправляться в Рим, чтобы опровергнуть выдвинутые баварскими свя­щенниками новые обвинения, на этот раз в использова­нии византийского символа веры и распространении ви­зантийской системы постов, отличной от франкской. Про­тив него свидетельствовало доверенное лицо князя Святополка немецкий священник Вихинг из Швабии. Вихинг, который возглавлял оппозицию архиепископу Мефодию, по просьбе моравского князя был поставлен епископом одного из княжеских городов Нитры. Более того, предста­витель баварского духовенства получил от влиятельных лиц из окружения папы, поддерживавших Каролингов, за­верения от имени Иоанна VIII об изгнании Мефодия из Моравии и передачи высшей церковной власти ему. С этой вестью Вихинг вернулся в славянский край и стал по­всеместно требовать признания его в качестве главы мо­равской церкви.

Однако дальнейшие события в Риме пошли по другому сценарию, чем предполагалось ранее по договоренности Вихинга с папским окружением. Папа Иоанн VIII устроил испытание Мефодию "так ли он верует в символ право­славной веры и так ли поет святую литургию, как известно держит святая римская церковь и как то распространено и передано святыми отцами на вселенских соборах". Учи­тывая, что официально папский Рим продолжал придер­живаться решений Никейского и Константинопольского церковных соборов и еще не внес поправок в текст симво­ла веры, вопрос для Мефодия оказался несложным. Не кривя душой, он с полным на то основанием смог отве­тить, что "он верует и поет согласно с евангельским и апо­стольским учением, как-то учит святая римская церковь и как-то передано отцами". Эти слова архиепископа были зафиксированы в папском послании к князю Святополку. В результате проведенного расследования Мефодий не только оправдался, но и был подтвержден в сане архиепи­скопа. И, кроме того, неожиданно для многих в Риме, он получил от папы право для моравского духовенства со­вершать богослужение на славянском языке.

Неизвестно по каким причинам Мефодий задержался с отъездом в Моравию, и поэтому булла с решением отно­сительно судьбы моравского архиепископа была отправ­лена непосредственно князю Святополку. Папский доку­мент с нетерпением ожидали немецкие священники, так как они рассчитывали найти в нем подтверждение своих заявлений о переходе власти к ним. Вместо этого они ус­лышали: "Брат наш Мефодий свят и правоверен и апо­стольское дело делает, и в руках его от бога и престола апостольского все славянские земли, и кого он проклянет, да будет проклят, а кого он благословит, да будет благо­словен". Так и получилось, что врагам архиепископа не удалось перечеркнуть его дело. Официальное признание папой славянской литургии надолго лишило их возможно­сти мстить Мефодию. Более того, положение Мефодия упрочилось, так как папа недвусмысленно дал распоряже­ние прямо князю Святополку: "Постановляем, что пресви­теры, диаконы и клирики какого бы то ни было чина, как славяне, так и принадлежащие к какому-либо другому на­роду, которые живут в границах твоей области были под­чинены и повиновались во всем указанному собрату на­шему, вашему архиепископу так, чтобы они ничего не со­вершали без его ведома". В итоге получилось, что немец­кое духовенство оказалось переподчиненным папе Рим­скому и архиепископу Мефодию.

Вопреки всем жизненным испытаниям, Мефодий со­хранял верность завету Кирилла и не оставлял своей про­светительской миссии. В последние годы жизни в Мора­вии Мефодий отобрал из числа учеников двух лучших книжников и вместе с ними читал и переводил с греческо­го языка Ветхий завет. Эта большая по объему книга тре­бовала колоссальной работы по своему переводу. Пони­мая, насколько он важен, Мефодий отдавал труду все си­лы и время. За необычайно короткий срок в шесть меся­цев, с марта по октябрь 884 года, Ветхий завет, правда, без так называемых книг Маккавеев, увидел свет в сла­вянском варианте. Особенно напряженно работал Мефо­дий последние дни, стремясь закончить работу к празд­нику своего покровителя святого Димитрия Солунского — 26 октября. Трудясь над переводом, Мефодий не остав­лял своих повседневных церковных и государственных обязанностей. Ему пришлось участвовать вместе с кня­зем Святополком в переговорах с королем Карлом III Тол­стым, состоявшихся в 884 году на горе Куменберг, неда­леко от современной Вены. Поездка заняла много време­ни, и в итоге получилось, что труд над переводом занял меньше шести месяцев.

Во время встречи был заключен мир, положивший ко­нец трехлетней франко-моравской войне. Параллельно с этим обсуждался и ряд церковных вопросов, в том числе, управление той и довольно значительной, частью терри­тории Блатенского княжества, которая была захвачена в ходе войны мораванами. В связи с этим затрагивалась проблема возвращения моравского духовенства в преж­нее положение, когда оно подчинялось восточнофранк-ской церкви. Недаром, вскоре после установления мира, немецкие священники во главе с епископом Вихингом об­винили Мефодия в отступлении от франкского символа веры, внедрении византийских церковных обычаев и службы на славянском языке. Дело дошло до того, что ар­хиепископ Мефодий должен был отлучить Вихинга от цер­кви. С огорчением он отметил, что его борьба за единство церкви не нашла поддержки у князя Святополка.

Такое положение дел в моравской церкви и государст­ве не могло не сказаться на самочувствии Мефодия, и весной он заболел. Почувствовав себя плохо, он сказал ученикам, что умрет через три дня. Именно так все и про­изошло 3 апреля 885 года. Мефодию было тогда семьде­сят лет. Похоронили его в соборной церкви, службу про­вели на латинском, греческом и славянском языках. В по­следний путь провожали его мужчины и женщины, дети и взрослые, богатые и бедные, свободные и рабы, вдовы и сироты, иностранцы и местное население, больные и здо­ровые. Все они скорбели и плакали о том, кто стал всем для всех.

Благодаря Мефодию, дело Кирилла не погибло. Своим тяжким трудом и перенесенными лишениями он обеспе­чил условия для использования славянского языка в пра­ктике церковной жизни. Усилия Мефодия продолжили многочисленные ученики, которые уберегли и развили на­следие Солунских братьев.