Любомир ГузарВ новоопубликованном интервью предстоятель Украинской Греко-Католической Церкви Блаженнейший Любомир делится мыслями о новоизбранном Патриархе Русской Православной Церкви Кирилле, о расколе украинского православия, о развитии УГКЦ в Центральной и Юго-Восточной Украине, о конкуренции между православными и католиками, а также о том, как пережить финансовый кризис.

Кардинал Гузар: «Не дай Бог радоваться чужой беде» 

Юлия Абибок. - «Остров», 12 марта 2009 года 

Есть такой анекдот. Папа Римский прибывает в Париж. В аэропорту подбегает к нему журналист и спрашивает: «Как Вы относитесь к домам терпимости в Париже». «В Париже есть дома терпимости?», — удивленно переспрашивает его святейшество. На следующий день газета выходит с заголовком на первой полосе: «Здесь есть дома терпимости?» — Первый вопрос Папы Римского в Париже».

Предстоятеля Украинской Греко-Католической Церкви блаженнейшего Любомира Гузара в Донецке также хотели спровоцировать. Как с улыбкой вспоминает он, в 1996 году, во время его первого посещения столицы шахтерского края, местная журналистка поинтересовалась, как ему «наш безбожный Донецк». «Он не такой безбожный, как вы думаете», — ответил его преосвященство.

В этом году в начале марта он вновь находился на Донетчине. Говорит, что очень ему понравились местные жители - искренние и открытые люди.

Влияние УГКЦ постепенно, но неуклонно распространяется на восток. В традиционно «восточной» УПЦ по этому поводу сетуют на «недружественность» греко-католиков, которые, перенеся центр в Киев, сегодня достраивают свой форпост — кафедральный собор — на левом берегу Днепра.

Греко-Католическая Церковь становится реальным конкурентом православия на Левобережной Украине. Но если она и имеет некую стратегию продвижения на восток, в чрезмерной агрессии УГКЦ упрекнуть трудно. Все гораздо глубже ...

— Ваше Блаженство, произойдут ли, по Вашему мнению, какие-либо изменения в религиозной сфере Украины с избранием нового Патриарха Московского? 

— На этой теме можно спекулировать, можно строить догадки. Патриарх Кирилл только приступает к руководству. Мы поздравляли его, желали Божьей благодати, чтобы он мог лучше управлять. Но это трудное служение, зависит от множества обстоятельств. И поэтому делать прогнозы довольно рискованно. 

Управление церковью требует определенного морального авторитета. А чтобы заслужить такой авторитет нужно время. И это вторая причина, по которой трудно что-то сказать наперед. 

Прежде всего, мы хотели бы ожидать от нового Патриарха наилучшего служения для Русской Православной Церкви. А что до Украины, — мы хотели бы надеяться на добрососедские отношения и взаимный респект. 

Но сказать «для Украины» — значит сильно обобщить. Потому что Украина не является настолько структурированной, как Россия, где есть одна Русская Православная Церковь. Мы являемся многоконфессиональной страной, в которой даже православие, к сожалению, разделено, и отношение Патриарха к Украинской Православной Церкви отличается от его отношения к Киевскому Патриархату и к Украинской Автокефальной Православной Церкви. 

Надеюсь, что каким-то образом Патриарх сможет помочь этим ветвям обрести единство, хотя это очень сложный процесс. 

— Насколько в Украине ощущается влияние московского религиозного центра? 

— Мне было бы очень трудно ответить на этот вопрос. Единственное, что могу сказать — нет ни малейшего сомнения, что Украинская Православная Церковь, которая видит себя частью Московского Патриархата, с большим вниманием и молитвой присматривается к действиям нового Патриарха. 

Вообще же, до сих пор, на мой взгляд внешнего наблюдателя, какого-то особого влияния не было. Московскому Патриархату во времена Алексия Второго не удалось многое сделать для сближения, я уже не говорю об объединении, православных ветвей в Украине. Что будет дальше — увидим. 

— Как Вы вообще смотрите на проблему раскола и пути его преодоления? 

— Это тоже очень сложный вопрос, потому что не всегда возможно нам, не являющимся частью православного мира, понять глубинные причины данного раскола. Этот раскол еще очень молод. Но насколько он глубокий? Человеческая ли это амбиция, или причиной ему политика, или же для него есть действительно какие-то глубокие причины — не легко сказать. Я, встречаясь по разным случаям с предстоятелями наших православных Церквей в Украине, присматриваясь к ним, вижу, что они очень хорошо между собой общаются. Никак не чувствуется хоть какой значительной разницы. Но причины должны быть, потому что это зрелые люди, и за ними большое число людей. Подозреваю, что за расколом стоит что-то не очень благородное. Ибо если плоды отрицательны, а такое разделение является негативом, то причины должны быть не лучше. Но мне извне давать оценки очень опасно, потому что я могу, не желая того, кого-нибудь очень серьезно обидеть. 

— Не чувствуете ли Вы, что на фоне раздора между православными ветвями в Украине очень усиливаются позиции именно Греко-Католической Церкви? 

— Не дай Бог радоваться чужой беде. Если и делаем какой прогресс, то не дай Бог, чтобы это было за счет нанесения ущерба кому-либо. Может, кому-то, кто утомился от этого разделения, и захочется приобщиться к Греко-Католической Церкви, но мне кажется, это не очень хороший мотив. Если кто-то хочет примкнуть к Греко-Католической Церкви, стать ее членом, он должен это сделать из глубоких убеждений. Мы абсолютно не радуемся тому, что православные братья разделены, потому что это нехорошо. И для них, и для всей христианской общины. 

— Вы сказали, что не принадлежите к православному миру. То есть, вы относите себя к миру католическому? 

— Что такое православный и что такое католический мир? Я спрашивал уже нескольких наших православных братьев: скажите, что значит «православный»? Искренне скажу: никто из них не сумел мне окончательно ответить. Я даю свое понимание. Православие для меня — это не конфессиональное понятие, это не те, кто не разделены с Апостольским Престолом. Для меня православный — это тот, кто придерживается византийской литургической духовной традиции. И в таком ракурсе — да, мы также считаем себя православными. То, что мы состоим в сопричастии с Римским Апостольским Престолом, не делает нас частью латинской традиции. Мы — в со-при-час-тии. Это не значит, что мы с римо-католиками тождественны. Мы очень разные — разное богословие, различная духовная традиция, различная литургическая традиция, но есть определенные элементы, которые мы считаем основными, которые нас объединяют. 

— В Украине вообще, и во Львове в частности, очень больно воспринимали тот момент, когда центром Греко-Католической Церкви стал Киев. Была некоторая ревность: там — со стороны греко-католиков, здесь — со стороны православных. Как сейчас? 

— Львовяне привыкли, что они — центр мира. Не могу и не хочу отрицать, что это важней центр, потому что за те двести лет, от начала девятнадцатого до начала двадцать первого века, со Львова произошла наша диаспора: мы же имеем епархии в Западной Европе, в Северной Америке, в Южной Америке, в Австралии. Когда они рождались, центром главы Церкви был Львов. Но, с другой стороны, не можем забывать, что центром Греко-Католической Церкви в начале девятнадцатого века был Киев. В начале девятнадцатого века Украина была под царской Россией, которая относилась неблагосклонно к греко-католикам, и не способствовала жизни и развитию Греко-Католической Церкви, скорее наоборот. В тех обстоятельствах кафедра Митрополита была перенесена во Львов. Следовательно, мы не пришли в Киев — мы вернулись в Киев. 

— Но в Украине Греко-Католическая Церковь все еще четко ассоциируется с Галицией, считается, что это «галицкая церковь», так же, как, например, Украинская Православная Церковь Московского Патриархата многими считается «восточной». И именно с этим связывают определенные сепаратистские тенденции. А как на самом деле? 

— Галичина была в Австро-Венгерской империи, которая способствовала развитию Греко-Католической Церкви. И подавляющее большинство наших верующих все еще находится на территории западных областей. Так же, как подавляющее большинство православных верующих христиан, православных конфессионально, находятся в восточных областях. 

Третьего марта я вернулся в Киев из Донецка — мы там были несколько дней, группа епископов, заседали. И мы увидели, что наши верные там чувствуют себя очень хорошо, хотя они — абсолютное меньшинство. 

По определенному стечению обстоятельств во времена советского режима очень много греко-католиков ушли жить в ту часть, которую мы называем восточная, или центральная. По разным причинам. В Донецкой области это люди, родители которых пришли туда в поисках лучшей работы: там хорошо платили. Другие пошли учиться. Еще другие, особенно те, кто были сосланы в Сибирь, окончив свой срок, не могли вернуться в родное село или город, и вынуждены были остаться вне Галиции. 

Один православный священник рассказывал мне в Донецке о селе, в котором есть храм, построенный очень похоже на то, как строят в Галиции. Там живут люди, которых насильно перевезли из Ивано-Франковщины, целое село. И они построили себе дом так, как они знали. Кто-то скажет «галицкий храм» — да, галицкий, но иначе они не умеют. 

Произошла такая странная вещь, можно сказать, трудно пояснимая, что по Божьей воле люди, сознающие свою принадлежность к Греко-Католической Церкви, нашлись на всей территории украинского государства. Очень-очень много людей. Я удивлен, сколько. Я никогда не думал, что их так много. 

— Представители Киевского Патриархата на востоке Украины жалуются, что местная власть их дискриминирует. Греко-Католическая Церковь испытывает подобную дискриминацию? 

— Будучи несколько дней в Донецке, и имея контакты со священниками из разных частей Донецко-Харьковского экзархата, я убедился, что это очень локальное дело — как относится местная власть к греко-католикам. Есть местности, где власти вполне нормально ведут себя, в соответствии с законом: регистрируется община, а когда вырастает, представляет свое прошение о земельном участке, и все решается. К сожалению, есть несколько мест, я даже просил, чтобы мне дали их список, где власть по непонятным причинам либо затягивает решение вопроса, либо вообще не хочет предоставлять земельного участка зарегистрированной там греко-католической общине. Поэтому о каком-то последовательном притеснении говорить не приходится, но наличие локальных трудностей тоже отрицать нельзя. 

— Допускаете ли Вы поддержку Церкви властью, или власти Церковью? 

— Власть должна предоставить Церкви то, что ей принадлежит. Церковь — не государственная институция, но параллельная институция, которая имеет свои законы. И те два элемента — государство и Церковь, должны друг друга уважать, и друг другу отдать то, что принадлежит: Божье — Богу, кесарю — кесарево. И мы не хотим ничего большего от власти, но лишь чтобы нам дали то, что нам гарантировано законом. Ничего другого. Тем более, в Украине много конфессий. Мы не хотим, чтобы власть принимала сторону одних или других. Власть должна быть в равной степени открыта для всех. Это является для нас своего рода идеалом. 

— Как сейчас обстоит дело с получением Греко-Католической Церковью статуса Патриархата? 

— Сложная ситуация. Патриархат — не вещь сама в себе. Патриархат — это весьма важная, но и достаточно сложная форма существования Церкви. Мы постепенно к ней продвигаемся, но за последние сорок лет, я имел возможность это наблюдать сблизу, очень многое изменилось. И я искренне радуюсь, что данный процесс уже скоро завершится. Но это все же процесс. Патриархат — плод определенного естественного роста, а не каких-либо административных решений. Я очень хотел бы увидеть завершение этого процесса. Может, Бог даст, это произойдет еще при моей жизни, но если не случится, я не вижу в этом трагедии. Всему свое время. Тем более, таким значительным вещам. 

— Как к такой перспективе относятся в Риме? 

— И предыдущий Папа, Иоанн Павел Второй, и нынешний, Венедикт шестнадцатый, насколько я могу судить, — и я не единственный свидетель, есть и другие, кто может это подтвердить, — относится положительно. Иоанн Павел сказал, нынешний Папа подтвердил, что наступит момент, когда мы к этому придем. Речь идет о том, чтобы все члены Греко-Католической Церкви, или по крайней мере, подавляющее их большинство, были убеждены в необходимости такого устройства, которое в наших обстоятельствах восточной традиции вполне естественно. Для меня уже не стоит вопрос быть патриархату или не быть. Требуется только время. И мы это время должны как можно лучше использовать, чтобы то, что является действительно духовным и церковным, мы не трактовали по человеческим меркам. 

— Что этот новый статус должен дать Греко-Католической Церкви? 

— Ничего видимого. Это естественный статус. Разве я, сегодня уже престарелый человек, другой, чем был в тридцать или в шестьдесят лет? Та же личность, но в моей жизни, как в жизни каждого человека или сообщества, идентичность остается той же, но меняется форма существования. Патриархат — это форма церковной зрелости в нашей восточной традиции. 

— При советской власти Греко-Католическая Церковь была в гораздо худшем положении, чем Православная. Что, по Вашему мнению, помогло ей так быстро возродиться, в отличие от той же Православной Церкви? 

— Я думаю, одна из причин, слава Богу, была в том, что это преследование НЕ длилось слишком долго. В восточных областях Украины советская власть была целых семьдесят лет, а значит, по крайней мере на одно поколение больше. А в западных областях была сорок пять лет. Эта разница очень заметна. На востоке люди на одно поколение дольше не имели возможности воспитываться как христиане — не имели литературы, не было школ, и это оставило в восточных областях Украины очень заметный след. Там очень много хороших людей, которые сознательно и искренне заявляют, что для них Бог — очень важный, но они, на свое несчастье, не имели возможности лучше познать Бога. 

Есть еще другая причина, очень важная. Когда началась Вторая мировая война, в тридцать девятом году, наш тогдашний Митрополит, Андрей Шептицкий, сознательно, вместе со своими собратьев епископами и священниками, готовился к вероятному преследованию. Состоялась целая череда Синодов, где они старались расставить определенные вещи по местам таким образом, чтобы людям было легче выдержать преследования. Это большая их заслуга. 

И, в конце концов, если мы делаем что-то хорошее, должны признать, что это Божья милость, Божья благодать, которая за этим стоит. 

— Как Вы считаете, такое состояние духовности на востоке Украины можно исправить? Каким образом и при каких условиях? 

— Наверное, можно. Мы, например, в нашей Греко-Католической Церкви говорим о евангелизации. Что это значит: «евангелизация»? Это значит, каждому человеку представить Иисуса Христа. Моя мечта в том, чтобы как можно скорее, хотя это не произойдет через год или два, не осталось бы человека, которому еще не был бы представлен Иисус Христос. Это не значит, что все люди Его примут, что все признают Его Сыном Божиим. То уже дело их свободной воли. Но важно, чтобы не было человека, которому Иисус Христос не был бы истинно, в соответствии с Божьим откровением, представлен как воплотившийся Сын Божий. Это наш идеал. 

Я уверен, что на востоке, поскольку здесь травма тяжелее, духовенство должно очень усиленно работать. Но не только духовенство. Евангелизация — это процесс, когда каждый окрещенный человек, будь то епископ, священник, монах или мирянин, если искренне верит в Иисуса Христа, если является настоящим христианином, должен своей жизнью свидетельствовать Христа. То есть так поступать, так общаться, так относиться к другим, чтобы люди почувствовали: да, этот человек верит в Христа. И тогда каждый сделает для себя вывод: может, и я должен быть таким же? 

— Сейчас Украина переживает очень тяжелый период. А когда человек голоден, он меньше всего думает о духовности. Что бы Вы посоветовали людям, чтобы они легче перенесли кризис? 

— Две вещи. Мне кажется, надо до глубины понять смысл нынешнего кризиса. За время моей жизни были разные кризисы. И мы их все пережили. И этот переживем. Но надо рассматривать его как великую возможность помогать ближним. 

Существует на самом деле много людей, которые оказались в трудных обстоятельствах, когда нет возможности накормить детей, потому что нет работы — отсутствует надлежащий заработок. Здесь возможность помогать, поддерживать, поощрять. 

Вы правы, голодные люди не очень настроены думать о Боге и Божьем. Но не все в Украине голодны. Следовательно, есть возможность делать добро, чтобы тот бедный, голодный человек сказал: а почему это он мне помогает? почему он хочет быть добрым ко мне? Чтобы почувствовал, что ему хотят помочь. Это первое. 

А второе — надежда на Бога. Нам кажется, что разрешать кризисы — это задача только правительства и власти. Господь Бог пребывает также и с нами, Он помогает нам. Быть может иначе, чем мы себе представляем. 

Поэтому мы должны быть открытыми, хотеть помогать, желать стать посредником Божьей любви к людям.


Источник: Остров