Просмотров: 10709

На протяжении всего послевоенного периода на фасаде витебской ратуши находилась памятная доска. Надпись на ней сообщала, что здесь, на Ратушной площади, в ХVII веке началось антифеодальное восстание. Долгое время этому событию, произошедшему в Витебске в 1623 году, советские историки придавали архиважное значение. Его называли ещё и восстанием против Папы римского, против якобы ненавистной униатской церкви и против католицизма вообще. Чтобы развеять этот докучливый миф, навязанный советской историографией, достаточно просто прочитать подлинные документы той эпохи. Это протоколы судебных заседаний и показаний, тексты привилеев и соймовых постановлений, акты магистрата. Шаг за шагом приходишь к выводу, что дело было совершенно не так, как писали на мемориальной доске. Более того, интерпретации советских и царских историков совершенно ненаучны и необъективны, так как содержат признаки расположенности авторов к той или иной конфессии. Даже классик белорусской литературы Владимир Короткевич, знаток истории и апостол нового белорусского исторического романтизма, не преодолел штамп отношения к Униатской церкви, и в пьесе «Званы Вiцебска» употребляет исторически совершенно необоснованные пассажи. Это, наверное, единственное произведение Короткевича, где можно упрекнуть Великого Мастера за неточности и необъективность. Но мы не будем критиковать и рассматривать написанное этими авторами, обратимся прямо к документам.

ЗАРОЖДЕНИЕ КОНФЛИКТА

Зерно религиозного противостояния в Полоцкой епархии было заброшено после захвата Полоцка московским войском Иоанна Ужасного в 1563 году. До 1579 года оккупированная часть епархии подчинялась Московской метрополии. На нее возводились епископы, назначенные Москвой, назывались они епископами Полоцкими и Великолукскими. Белорусский монарх (Великий князь Литовский и Русский, он же король Польши) утверждал на эту епархию архиепископов, рукоположенных митрополитом Киевским и Всея Руси. (В дальнейшем для удобства и краткости, как и предки наши, будем именовать монарха более просто королевским титулом.) Эти владыки имели свою столицу в Витебске, Могилеве или Мстиславе и титуловались Архиепископами Полоцкими, Витебскими и Мстиславскими, руководили не только той частью одноименной епархии, которая оставалась неподвластной московскому агрессору, но и всей православной организацией на восточных белорусских землях. Обратим внимание - именно Киевские митрополиты обладали титулом духовного пастыря всех земель, когда-то связанных тем или иным образом с империей Рюриковичей. Никому из светских особ (великому князю Русскому и Литовскому, королю Польши, например) И В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИЛО предъявлять права на территории, в прошлом принадлежавшие представителям их династии. В будущем это юридическое ноу-хау будут применять только московские правители и патриархи. Согласно законодательной норме того времени духовное лицо, посвященное в сан митрополита, епископа или архибискупа, должно было получить также привилей великого князя. Иософат Кунцевич был рукоположен митрополитом Киевским и Всея Руси Иосифом Вельямином Рутским с соблюдением всех правил православия. В 1617 году великий князь Жигимонт Третий выдал привилей на назначение священноинока Иосафата Кунцевича адъютером и сукцессором к престарелому Гедеону Бролницкому, архиепископу Полоцкому, Витебскому и Мстиславскому. Это означало, что после смерти Бролницкого Полоцкая епархия переходит в подчинение Кунцевичу как архиепископу. Примечательно, что до 1632 года в документах нет определения «униатский архиепископ», потому что униатской организации еще вообще не существовало, как не было и какого-то разделения на православную и униатскую епархию. В 1619 году Жигимонт Третий по просьбе И.Кунцевича позволяет витебским мешчанам кормникам обновить обветшавшую церковь Преображения Господнего с приделом св. Миколая в Витебске, на посаде Узгорском. Чтобы обновление церкви шло быстрее, позволено было кормникам «при той звышпомяненой церкви мети братство церковное, в которое они, вписавшись, могли бы с посродку себе шторок старших обирать и схажки на обмышление приходов и расходов». Всё это дозволялось при условии, что упомянутое братство, подчиняясь архиепископу Полоцкому, будет в единстве с Римской церковью. В 1621 году великий князь затребовал от витебского воеводы Януша Костевича прекратить несправедливости против некоторых православных церквей. Так, архиепископ Полоцкий и Витебский Иосафат Кунцевич, архимандрит и все священники витебские жаловались, что на церковь Божью Успения Пресвятой Богоматери от королевских волостей и дворов не приходят определенные монархом подати. Сообщали также, что воевода вмешивается в ловлю рыбы и отнимает улов, который согласно привилея должен идти церквям и добывался перед религиозными праздниками. Воевода умудрялся еще сдирать с прихожан церкви св. Миколая поворотщину – плату за проход через замковые ворота. Последний лист с требованием «старины не рушити и церквам кривды не чинити» был выписан из митрополичьих книг и выдан Иосафату Кунцевичу. Как видим, Кунцевич занимался проблемами как принявших единство с Римской церковью, так и не принявших. Но в этот же 1621 год в Вильно прибыл Максим Герасимович (Мелетий Смотрицкий) и обратился к общественности «не только словами, но и письмом в друку подаденом», что он является архиепископом Полоцким, владыкой Витебским и Мстиславским. Но на это бискупство был уже назначен королевским привилеем Иосафат Кунцевич. Смотрицкого немедленно призвал на аудиенцию митрополит Киевский, Галицкий и Всея Руси Иосиф Рутский. Он обвинял Смотрицкого в причинении великого оскорбления и вреда владыке Полоцкому Кунцевичу тем, что рассылал чернецов по всем городам и местечкам Полоцкой епархии с написанными универсалами, с посылами на словах, подбивая паству к мятежу против законного владыки. Жаловался на Смотрицкого и Лявон Кревза, архимандрит Виленский, что тот, игнорируя правила церковные и давние обычаи, намеревался называться архимандритом Виленским и занять место Кревзы, на которое тот был законно поставлен. Тем временем Жигимонт III сообщает бурмистрам, радцам и лавникам полоцким, что «некто Смотрицкий и Борецкий сговорились с подданными цесаря турецкого, неприятеля веры христианской и нашего, который на панства наши войной наступает. С каким-то пастырем, якобы патриархом иерусалимским, на шпеги до панств наших от цесаря турецкого присланным, важились без дозволения и ведома нашего посвящения брать – один на митрополию Киевскую, а другой – на архиепископство Полоцкое, игнорируя тех, кто преложенства эти духовные издавна с подання нашего спорадного на себе носят и доброе здоровье мают». В соответствии с этим посланием, вельможные воеводы и правительство Полоцка должны стеречь, чтобы упомянутые особы, шпионы турецкие и возмутители спокойствия в Речи Посполитой, не были пущены в замок и город, но при возможности были схвачены и арестованы. Смотрицкий действительно не имел привилея на епископию. В 1620 году иерусалимский патриарх Теофан, возвращаясь из Москвы, по настойчивой просьбе гетмана Сагайдачного во все епархии, возглавляемые иерархами-униатами, высветил без ведома и разрешения короля шестерых неуниатов, в том числе и Смотрицкого - на архиепископство Полоцкое. Кульминацией этого противостояния стало убийство одного из владык в Витебске. После того, как оно произошло, комиссарский суд назначил слушания двух сторон на 15 января 1624 года. Из-за сложности и тяжести дела оно было отложено до 18 января.

ОБВИНЕНИЕ

Со стороны истца, от лица Иосифа Вельямина Рутского, митрополита Киевского, всего духовенства религии древней греческой и всего капитула архиепископства Полоцкого и Витебского были отцы Александр Школьдицкий, Григорий Цилинский, архидиакон Дорофей, шляхтич Миколай Аколов, Эммануил Кантакузен Грек, Иван Ласковский и другие. Бурмистры, лавники, ратманы и жители Витебска также перечислялись комиссарским декретом и должны были явиться персонально. Обвинитель и потерпевшая сторона внесли жалобу на бурмистров, лавников и простой народ витебский. Ее содержание следующее. Действительно, сначала витебляне отца Иосафата, великим князем назначенного и согласно церковного обряда митрополитом Киевским и другими владыками высвяченного, приняли и оказали ему как пастырю послушание. Так было, пока не приехал в Княжество некий Феофан Грек, который назвался иерусалимским патриархом, а на самом деле был послан от турецкого султана к московскому народу подстрекать его к нарушению перемирия и к войне с Речью Посполитой. Делалось это с тем расчетом, что чтобы народ московский напал на земли Короны и Княжества как раз в тот момент, когда турецкий султан нападет на них с другого бока. Этот Феофан, который не имел в Речи Посполитой никакой власти, высвятил в Полоцкие архиепископы Максима Герасимовича, и назвался он Мелетий Смотрицкий. Сделано это в ущерб власти великого князя и короля, который один имеет право назначать и утверждать архиепископов, епископов, митрополитов и владык в Короне и Княжестве, как доподлинно определяют законы. С нарушением этого права никто не может получить епископский сан, всё так сделанное считается недействительным. Но бурмистры, ратманы, лавники и мещане места Витебского стали составлять против отца Иосафата Кунцевича заговоры и покушаться на его жизнь. В доказательство этой вины была представлена протестация самого покойного владыки, выписанная из полоцких городских книг за 1621 год, затем два свидетельства шляхты про заговор витеблян в1621 году. На протяжении всего 1622 года они проводили тайные сходки и заговоры против Кунцевича и против тех, кто по обряду древней греческой религии был ему послушен. Они нападали на церкви, в которых покойный отец архиепископ со своими священниками отправлял богослужения, били священников и слуг, силой захватили церковное имущество. Когда же были вызваны на суд Миколая Завиши, суррогатора и войта витебского, то собрались в ратуше, побросали в знак соглашения и рокоша шапки в одну кучу, кричали «бить, убить» так, что войт и покойный владыка еле спаслись бегством. В дальнейшем Кунцевичу вернули несколько церквей, но вынесли из них все золотые и серебряные украшения. Витебский воевода, желая предотвратить подобные конфликты, послал к ним в ратушу своего подвоеводу Уженецкого, чтобы впредь не начинали рокошей против руководства и отца владыки, сохраняли спокойствие в отношениях с ним, и назначил залог на каждого возмутителя в размере 1000 грошей. Они же, не обращая внимания на этот залог, остались ещё более настойчивыми и совершили своё намерение. В этом деле они имели сообщников и помощников: земского писаря Льва Гурку, витебского городничего Миколу Василевича, Ивана Киселя Дорогицкого, Ивана и Миколая Нашковских, Ивана Катовича. В сговоре и соглашении с мещанами могилёвскими и виленскими вышеупомянутые мещане витебские со всем простым народом места Витебского, с селянами шляхты и других юрисдикций 12 ноября сразу после заутрени приказали ударить набатом в ратушный колокол и все церковные колокола. Вышеупомянутые особы с толпой около тысячи человек напали на дом архиепископа Полоцкого, расположенный возле церкви Пречистой Богородицы. Разломали ворота и частокол, ту часть дома, где находился архиепископ, обложили соломой и начали поджигать. Наконец гвалтом ворвались в дом пастыря и жестоким образом лишили его жизни. Издевались над трупом, таскали его за ноги по двору, содрали одежду и били покойника ногами по лицу. Изувечив таким образом тело убитого, взяли его за ноги и скинули с крутой Пречистинской горы, на которой стоял дом архиепископа. Потом убивцы положили труп в челн и, привязав к шее и ногам камни, повезли вверх по Двине и там утопили. (Тело убиенного позднее было извлечено из воды и доставлено в витебскую замковую управу для судебно-медицинской экспертизы.) Некоторых архиерейских слуг жестоко избили палками, разграбили весь дом и раскрали имущество владыки. Достали из подвалов покойного напитки, на радостях от такого небывалого злодеяния пили. Насытившись вином, начали отбивать замки от амбаров, забрали зерно, поотдирали железо от экипажей, окон и дверей, разбили печи – все испортили и уничтожили.

СЛОВО ОБВИНЯЕМЫХ

После прочтения этих исков бурмистры, ратманы, лавники и витебские мещане персонально и добровольно перед судом сказали следующее. Архиепископ Иосафат Кунцевич прибыл в Витебск на владычество и предъявил листы нашего милостивого великого князя и короля, мы приняли его как пастыря. Мы заметили, что он не делал никаких перемен в обрядах Божьей церкви, но всё отправлял по правилам соборов и Святых отцов, во всём держал веру древнего греческого закона. И так продолжалось три года. Потом же, в наказание за грехи наши, Мелетий Смотрицкий прислал какого-то Сильвестра в монашеском одеянии с другими особами, с письмами своими в Витебск. Эти якобы чернецы, вместе с ними поп Иван Каменец, местный подданный короля, который и теперь находится возле писаря Гурки, с витебским писарем гродским Адамом Косовым и другими особами, упомянутыми в протестации отца архиепископа, пришли в ратушу марта третьего дня 1621 года и отдали лист, в котором Мелетий Смотрицкий именовал себя архиепископом Полоцким, владыкой Витебским и Мстиславским, и что будто бы он с ведома и позволения короля был высвячен на этот сан, а отца Иосафата Кунцевича назвал отступником. В это же время граждане, бывшие с упомянутыми чернецами, и некоторые старшины, как Наум Волк, Семён Неша, пришли в ратушу и приказали читать этот лист, а прочитав – внезапно, не посоветовавшись с нами и несмотря на наши уговоры, возмутились против отца владыки Иосафата Кунцевича. Они перешли на сторону Смотрицкого и подписали обязательства ему, изготовленные и подписанные упомянутыми гражданами и шляхтой, а потом отобрали церкви и гвалтом заставили попов перейти на сторону Смотрицкого. Когда же пришли от короля листы, и воевода и войт наш хотел судить виноватых, тогда простой народ и некоторые старшины, возбудившие смуту, судить себя не позволили, отца владыку едва не убили, да и сам воевода находился в большой опасности. Хотя церкви и вернули, согласно приказов короля, отцу владыке, однако с той поры бунтовщики ему не подчинялись. В 1623 году они построили для сходок своих два шопа, один за Двиной, второй на Задунавье. Когда же некоторые из нас хотели прекратить это, другие наши товарищи, приняв сторону простого народа, не допустили нас наказать виновных и остановить своеволие. Меж тем приехал к нам отец владыка. Он был предупрежден об опасности, но своей добродушностью, сочувствием и спокойствием надеялся привлечь к себе и привести в покаяние, считая себя невиноватым, даже в построенные шопы сам не ходил и слуг своих не посылал. Услышав же оскорбительные крики из шалашей за рекой, говорил: «Они сами не ведают, что творят!» и молил Бога за них. 12 ноября, когда архиепископ был на заутрене в соборной церкви, витебский поп Воскресенской Заручавской церкви (перед этим подчинялся отцу Иосафату, но потом присоединился к возбужденному народу) часто и без необходимости прохаживался возле дома Кунцевича и был задержан слугами архиепископа, но владыка приказал отпустить его. Народ же, будучи в заговоре против Кунцевича, использовал этот случай за предлог для исполнения своего преступного намерения, ударил в колокола и ужасным насилием вломился в дом владыки, осуществил это страшное убийство и пролитие невинной крови. Те, кто был на заутрене, и мы в том числе – должны были от такого гвалта спасаться бегством, так как нам бы было то же самое, если бы начали перечить. После убийства многие участники его разбежались, их список мы передаем суду, тех же, кого мы сумели схватить - держали в тюрьме и сейчас передаем.

ПЕРСОНАЛЬНЫЕ ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЕ

Бурмистр Василь Бонич предъявил письменное оправдание, что он никогда не был причиной смерти отца владыки и не только не виноват словами и делом, но и мыслями. Наоборот, когда произошел бунт, он хотел судить Степана Пасёру как зачинщика, но бурмистр Наум Волк вместе с ратманом Богданом Остаповым не допустил этого. Он же, Бонич, с некоторыми другими особами протестовал против постройки шопов и в доказательство предъявил выписку из войтовских книг Витебска. Бонич ссылался на листы покойного владыки к витебскому воеводе, в которых архиепископ обвинял бурмистров Наума Волка и Семена Неша, а других и Бонича называл человеком спокойным и к себе лояльным. Бурмистр Семен Неша, ратман Богдан Остапов, городской писарь Григорий Бонич оправдывались тем, что они накануне убийства владыки, в субботу, выехали до воеводича своего, витебского войта, по служебным делам, а 12 ноября, в день убийства, они были в Бешенковичах, в имении пана Друцкого-Соколинского, писаря Великого княжества Литовского. Ратман Григорий Авсеевич объяснял, что он более двух недель до мятежа не был в Витебске, об этом не знал и ни словом, ни делом в убийстве владыки не участвовал, готов подтвердить присягой и разъяснение это подал в письменном виде. Ратман Богдан Ситкевич письменно объяснял, что не было его в толпе мятежников и не виновен он в смерти отца Иосафата, готов дать присягу. Ратман Михаил Горбун оправдывался устно и готов был присягнуть. Лавник Гапей Василевич подал свидетельства некоторых витебских граждан, что во время убийства он стоял рядом с ними возле церкви Благовещения в Нижнем Замке и никуда от них не отходил.

ВОЗРАЖЕНИЯ ПОТЕРПЕВШЕЙ СТОРОНЫ И ОБВИНЕНИЯ

Против этого и подобных оправданий королевский обвинитель и слуги отца владыки возразили: обвиняемые оправдываются одни отсутствием своим в день бунта, другие подают свидетельства малоизвестных людей, возможно, своих же сообщников, и вообще – одни недоказуемые слова. Они не признают себя виновными в этом варварском действии, что не может быть их оправданием. Во-первых, Витебск, за исключением нескольких персон, издавна обвинен в мятежности и зломыслии ещё самим отцом владыкой, что видно из протестаций и реляций разных и официальных свидетельств местных обывателей. Из признаний мещан следует, что они принимали подозрительных чернецов в ратуше наперекор запрету короля и предупреждений местного воеводы. Тем самым совершили не частное, но общественное преступление и оскорбление короля. Не замечено также, что бурмистры и магистрат принимали меры против этого бунта, заговора и народного возбуждения. Обвиняемые предоставили только недоказанные слова и персональные протесты, поэтому и не могут оправдаться этим, так как сами были зачинщиками, возбуждали народ советами и поступками, а, начав бунт, сами выехали специально перед этим в субботу вечером, ночевали в миле от города, в Бешенковичи приехали в воскресенье вечером. Некоторые же специально не выходили из дома для прекращения мятежа, но главных зачинщиков выпустили из города, потому что если бы их задержали – то сейчас легко было бы найти виноватых и они бы показали на заговор и действительные намерения бурмистров, ратманов и купцов. Таким образом, они поступили против Магдебургского права, которое обязывало их предупреждать бунты и конфликты, наоборот – вчинили мятеж и убийством лишили сами себя начальника, данного королем. Инстигатор (королевский обвинитель) затребовал пыток для обвиняемых. По тому же Магдебургскому праву преступники, убившие владыку и разграбившие его имущество, должны быть осуждены на смерть. Что касалось приватных особ, слуг покойного владыки, побитой, ограбленной и покалеченной шляхты - они по Статуту должны быть вознаграждены. Инстигатор затребовал присудить виновных к выплате, которую витебский воевода через управу наложил на их имущество за их преступления или волнения. Тех же, кто подчинялся отцу архиепископу и невиновен в убийстве, а именно: бурмистра Петра Ивановича, Филона Грома, Ивана и Миколая Гутаров, Ждана Щура – освободить от всякого суда и оставить при всех их привилеях.

ДОПРОС БУРМИСТРОВ

Королевские комиссары, рассмотрев эти выступления, прения, ссылки на свидетельства, желая определить главного виновника преступления, кропотливо проводили исследования, допросили узников – бурмистров Наума Волка и Семена Неша со товарищи. Из всего этого и собственного признания бурмистров и много каких граждан витебских установлено, что они, будучи взбудораженные посредством листов и посланцев Мелетия Смотрицкого к бунту и непослушанию, издавна создавали заговор на жизнь отца Иосафата Кунцевича, своего пастыря, и не один раз на это покушались. Наконец 12 ноября исполнили свое намерение. Городская управа, бурмистры, ратманы и купцы, - оглашали далее комиссары, - могли и должны были противодействовать этому злодеянию, но напротив, как Наум Волк, Семен Неша и другие, выехав в субботу из города, находились поблизости, а их братья, сыновья и прислуга вместе с простым народом исполнили это жестокое действие. Это показывает, что городская управа, за исключением нескольких приверженцев покойного, причастна к убийству. По этой причине виноватыми признаны не только простой народ, но и городская управа. На основании этого Витебск был лишен Магдебургского права и свободы от уплаты пошлин. С потерей самоуправления витебляне переходили под юрисдикцию и непосредственную власть витебского воеводы, что означало совершенно другой экономический и правовой статус. Ратушу приказано было разрушить, вместо неё позволялось иметь гостевой двор, как было ранее. В делах судебных горожане имели право на апелляцию в Надворный суд его королевской милости. Пошлины от своих товаров и всякой торговли по скарбовому статуту жители города должны были платить в скарбницу короля. На смерть осудили только тех, кого граждане сами на суд привели в железе и которых по их признанию на допросе признали виновными: Семена Неша, Наума Волка – бурмистров, Ивана Гужнищева – который бил набатом в ратушный колокол, Гришку Скарубу и ещё пятнадцать человек А также Петра Василевича из Полоцка, который, приехав из Полоцка, помогал словом и делом заговорщикам, его сына Василя, который был в Витебске на момент убийства среди главных зачинщиков. Тех же, кто совершили преступление и ушли из города до приезда комиссаров (таких было 71), приговорили на смерть заочно. Где бы кто из них не был найден, должен был быть подвергнут наказанию без всякой пощады, а движимая собственность и недвижимость в Витебске и других местах изымалась в пользу скарбницы короля. Из-за того, что бунт начался по сигналу ратушного и некоторых церковных колоколов, витебскому войту приказано было все эти колокола забрать и отдать в цейхгауз, а в дальнейшем, с позволения будущего полоцкого архиепископа, отлить большой колокол с надписью про совершенное злодеяние и отдать его соборной Пречистинской церкви, около которой был убит владыка. С этого времени при всех других церквях иметь колокола без позволения митрополита Киевского и его преемников не разрешалось. Пречистинскую церковь горожане должны были отстроить за свой счет. Остальные наказания комиссары оставили на рассмотрение королевского суда. Как отметил митрополит Иосиф Рутский в своем письме кардиналу Бандини от 10 февраля 1624 года, «отсечены головы двум городским сановникам и вместе с ними восемнадцати гражданам, а имущество их конфисковано. Около сотни других граждан, убежавших в разные стороны до приезда комиссаров, приговорены на смерть заочно с конфискацией имущества. Ликвидированы привилеи, данные этому городу королями, разрушена ратуша на глазах у всех горожан, более скорбевших об этом, чем по отсечении голов своим согражданам».

ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЛОЙ МАГДЕБУРГИИ

Однако жители города относительно недолго страдали от упразднения экономических привилеев. Всего через десять лет, в 1633 году, Владислав IV вернет все привилеи, упраздненные его отцом за убийство Кунцевича. «Во время нашествия неприятеля москвитянина, - отмечал в привилее монарх, - на державы наши жители этого города жертвовали жизнью своей и, неоднократно уничтожая врага, спасали не только город, но и границы державы, предоставили гетману Великого княжества Литовского много пленных и штандартов. О великом мужестве и отваге витеблян свидетельствовали и виленский воевода, польный гетман Кристофор Радзивил. Кроме того, сенаторы ходатайствовали о возвращении и подтверждении прав и привилеев, полученных ранее. Мы, по природной нашей доброте и на основании ходатайств сенаторов и чинов наших, смягчая суровость права и наказания, возвращаем витеблянам принадлежавшие ранее права, привилеи и свободы и таковые им, отменяя строгость комиссаров и его величества короля отца нашего, даруем и утверждаем на вечные времена, за исключением только Магдебургского права, которое мы покидаем до следующей милости нашей. Годом ранее на варшавском сойме 1632 года было постановлено: «В Великом княжестве Литовском должен быть епископ Мстиславский, от неунитов здешних обывателей таким же образом как Луцкий и Перемышльский избранный. Этот епископ получает на коронационном сойме привилей короля и должен именоваться – епископ Мстиславский, неунит, Оршанский и Могилевский. Жить ему в Могилевском Спасском монастыре. Доходы все, что имеет сейчас Антоний Селява, архиепископ Полоцкий и которые Витебскому и Мстиславскому архиепископству принадлежат – должны остаться при нем и после его будущим архиепископам Полоцким униатским». Каждому, кто не хотел присоединяться к Унии, позволялось перейти в епархию епископа Греческого вероисповедания, точно так же тот, кто не желал быть в епархии Греческого вероисповедания, мог перейти в епархию Униатскую. Например – из Мстиславской епархии в Униатскую Полоцкую, а из Полоцкой в Мстиславскую Неуниатскую епархию.

УНИАТЫ И ДИЗУНИТЫ

Вскоре на Могилевскую епископию был избран Силивестр Косов, родом из Витебского воеводства, бывший префект Киевской академии. В 1635 году он получил от Владислава IV привилей на епископию и был хиротонизован митрополитом Петром Могилой. В этом же 1635 году выданным после сойма привилеем король закрепляет за униатами архиепископства Полоцкое, Владимирское, Пинское, Холмское, Смоленское с монастырями, церквями и принадлежащим имуществом, также Виленский Свято-Троицкий монастырь с братством и церковью св. Пятницы, монастыри Гродненский, Жидичинский, Могилёвский, Минский, Новогородский, Онуфриевский, Мстиславский, Плытинский, Полоцкий, Браславский и другие, которые находились в их владении и должны остаться на вечные времена за униатами. В Витебске, Полоцке и Новогрудке неуниты никогда не должны иметь никакой церкви. Видно, что отношение к не униатам в Великом княжестве Литовском после убийства Кунцевича становилось все более настороженным. Но, несмотря на королевский привилей, витебляне всё равно отправляли требы на свое усмотрение, иногда не без участия епископа Могилёвского Силивестра Косова. В апреле 1636 года архиепископ Полоцкий, Витебский и Мстиславский Антоний Селява жаловался воеводе полоцкому на земян господарских воеводства Витебского панов Юрия и Ивана Пытков и на панов Семена и Ивана Пышницких, на мещан и других панов, что они с другой шляхтой отстроили были будку для богослужений своих схизматских, разрушенную по приговору королевских комиссаров. Детали уточняет следующая жалоба Антония Селявы на «роках судовых земских» мая 1636 года. «Его милость пан Косов, будучи неунитом, в нарушение соймовых конституций на предмет безопасности между унитами и неунитами, с давнего времени между нами установленные, не имея никакой надобности и какой-то причинности к диоцезии (епархии) архиепископа Полоцкого, минуя всякий здравый смысл и порядочность, явно своевольно и на возмущение общественного спокойствия и права, по совету и с помощью некоторых обывателей воеводства Полоцкого отважился публично триумфально, как сам архиепископ Полоцкий и будто в свою диоцезию в город королевский Полоцк приехать мая 13 року теперешнего 1636». Этим приездом пан Косов много особ из народа шляхетского и люд посполитый в Полоцке побунтовал из послушания архиепископу Полоцкому. «За такими волнениями и до пролития крови недолго», - предупреждал А. Селява. «Однако правила церковные святых отцов, - обращал внимание далее архиепископ Полоцкий, - строго наказывают: чтобы один другому в чужой парафии препятствия никакого не чинил». Жаловался архиепископ и королю, на что монарх обратился в письме к Косову: «Преосвященному Силивестру Косову! Твоя милость, не удовлетворяясь правами, данными неуниатам, наперекор давним соймовым постановлениям о мире между униатами и неуниатами осмелился приехать в Полоцк и Витебск самоуправно и там даешь основания для бунтов и волнений, для большего успеха вербуя на свою сторону знаменитых людей и обывателей полоцких. Считая такие действия нарушающими народное спокойствие, приказываем прислушаться нашей воли и не осмеливаться приезжать в Полоцк и Витебск и бывать там когда-либо в дальнейшем, чтобы не присваивать прав, вам не принадлежащих, а отказаться от них, удовлетворяясь законными своими правами».

УНИЯ И МАГДЕБУРГИЯ

Несмотря на определенные трудности, дело единства православной белорусской паствы с римской церковью широко двигалось вперед. Как уже упоминалось, в 1633 году витебским мещанам было возвращено неполное или малое Магдебургское право – все привилеи, права и свободы, которых они были лишены за убийство Кунцевича. А через восемь лет, «по причине настойчивых просьб города и некоторых сановников, - отмечал в привилее 1641 года Владислав IV, - с учетом того, что мещане витебские приступили добровольно к унии со святой Римской церковью, желают быть вместе с женами своими, детьми и наследниками под властью и послушенством архиепископа Витебского и следующих за ним, принесли нам свои ходатайства, чтобы мы, отменив давнее наказание, возобновили и дали привилей на Магдебургское право. После добровольной уступки и отречения вельможного Кристофора Кишки, воеводы Витебского, от прав и власти ему принадлежащих, возвращаем и конфирмуем привилей на право Магдебургское с тем условием, чтобы все лица витебского магистрата были не другой веры, как только римско-католической или Греко-униатской. В противном случае, когда они от святой Унии и от послушания владыке своему витебскому отпадут, то тем самым они теряют Магдебургское право. Мещане же имеют право пользоваться привилеем, когда будут, не выходя из-под власти магистрата, в послушании владыке витебскому, сущему в Унии со святой Римской церковью. Из диссидентов и дизунитов никто этого Магдебургского права присваивать не должен. Магистрат же должен предупреждать, чтобы нигде в Витебске дизунитской церкви построено не было». Основания для такого ограничения прав дизунитов имелись. Попытки приезда чернецов в Витебск прекращены не были, несмотря на страх потери Магдебургского права. Митрополит А.Селява, витебский протопоп Миколай Брозка, витебский наместник Тамаш Селява жаловались подвоеводе полоцкому Яну Лисовскому на Миколая Гутара и Данилу Булата – радцев, Ивана Романовского и Романа Казла – лавников города Витебска и на других бурмистров, радцев и лавников, что упомянутые Панове, сами будучи затаенными схизматиками, на обман Унии святой себе привилей на конфирмацию Магдебургского права получили.

* * *

Использованные нами документы освещают процесс становления униатской церковной организации и сопряженные с этим общественные процессы. Открывается откровенная ненаучная бессовестная спекуляция целой армии историков при показе личности Кунцевича, именно на факте убийства, которое как бы позволяло навешивать на убиенного грехи и злодеяния, каких на самом деле не было. Созданный Феофаном и Сагайдачным конфликт между архиепископом Кунцевичем и Смотрицким, конфликт между разделенной из-за этого на два непримиримых лагеря паствой стал подаваться как «антиуниатское выступление». Не следует забывать также то, что Феофан прибыл в Великое княжество Литовское из Москвы и мог иметь определенные шпионские поручения и просьбы от московского митрополита и московского великого князя. Белорусский монарх, он же король Польши Жигимонт Третий, назвал Феофана турецким шпионом и придавал попыткам разжечь религиозные конфликты чрезвычайное внимание, прекрасно понимая опасность для господарства от всех этих противостояний. Кроме того, следует признать, что за годы оккупации Полоцка и части Северной Беларуси Московией тут сложилась выразительная промосковская партия, что подтверждается активным участием полочан в подготовке к 12 ноября и непосредственным участием в убийстве. Как видим, расчеты на религиозную гражданскую войну осуществились именно в пограничном Витебске. Ну а где же в этом восстании расписанная советскими историками «антифеодальность», если крупнейшие местные феодалы и витебский магистрат сами приняли участие в бунте? Ни в одном из изученных нами документов не упомянуто, что Кунцевич силой закрывал и опечатывал церкви. Ничего нет о насилии с его стороны к верующим и, тем более, о каком-то «выкапывании по его приказу» тел умерших неуниатов, так как те якобы «отпеты не по униатскому обряду». Последнюю страшилку про Кунцевича явно придумал какой-то не очень осведомленный в теологии невежественный историк, так как обряды униатов и неуниатов ОДИНАКОВЫЕ греческие. Даже прозвание Кунцевича – «душехват» спекулятивно ассоциировалось на схожести со словом «душегуб». Только звание душехвата Кунцевич получил не за преступления и убийства, а за блестящую миссионерскую деятельность, доскональное красноречие и мастерство убеждения. Однако и противостояла Кунцевичу личность не менее одаренная полемическим и ораторским талантом – Мелетий Смотрицкий написал целую серию книг, гораздо больше, чем Иосафат, фразы из которых цитируют хрестоматии по белорусской литературе! Современные исследователи показывают, что Иосафат Кунцевич был глубоко проникнут духовностью, основанной на усвоении сочинений отцов Церкви Иоанна Златоустого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина, Кирилла Александрийского, произведений Симеона Нового Богослова и Нила Сорского, Феодосия Печерского, жизнеописаний мучеников и преподобных, сочинений киевских митрополитов Иллариона и Григория Цамблаков. Из этих произведений, что читал сам и другим давал, он понял: единение с Римом не является каким-то нововведением, но продолжает дело предыдущих. Идея соединения Восточной церкви с Западной издавна не была чужой, как для Киевской, так и для Московской митрополии. Успех Иосафата в расширении Унии заключался в нем самом как примере восточного благочестия и отказе от насилия. Он был монахом, которого люди хотели видеть, его участие в богослужении соответствовало религиозным привычкам людей того времени. Личная жизнь Кунцевича была пронизана аскетической сдержанностью. Из этого человека действительно исходил дух покаяния, что сильно привлекало к нему людей. Иосафат как раз и смог противопоставить нападкам на униатов тем, что собственным примером демонстрировал преданность родному обряду. Успех Иосафата – это прежде всего следствие его верности Восточной традиции. Он хорошо знал каноничную практику Востока и точно её соблюдал. Он защищал церкви от посягательства светских людей, отстаивал правомерность действий церковных судов.

ЭПИЛОГ

Внимательный читатель заметит, что чернец Сильвестр, который приезжал в Витебск с письмами Смотрицкого, в дальнейшем стал архиепископом Могилевской православной епархии Силивестром Косовым. Это подтверждается ссылкой о происхождении Косова из Витебского воеводства: в судебных материалах среди заговорщиков упоминается витебский городской писарь Адам Косов. Почему витебляне не стали ходить в церкви, возвращенные Кунцевичу, но построили шопы в виде церквей? Прямого ответа на этот вопрос в документах пока не найдено. Никто из исследователей после выхода моей книжки в 1996 году «Забойства Iасафата Кунцэвiча» об этом еще не сказал. Так декларировалась неприязнь части витеблян к Кунцевичу и расположенность к Смотрицкому. Однако я все больше и больше усматриваю ещё один важный фактор – это не что иное, как элемент протестантской, реформаторской церкви. Практически витебляне в этих вновь устроенных молельных домах уже выбирали себе священников (пресвитеров). А то, что Витебск был склонен к реформаторским вероучениям и обрядам в старые времена, – свидетельствовал еще Героним Пражский в 1413 году, будучи в Витебске как посланец Яна Гуса. Из материалов суда выразительно определяется причастность магистрата и зажиточной части витеблян к мятежу против Кунцевича. Мотивы и действительные причины этого убийства королевским комиссарам отыскать не удалось, так как основные зачинщики скрылись. Скорее всего, намерений убивать и не было, был заговор по смещению Кунцевича, однако после возбуждения толпы стали действовать законы массового бессознательного, которые и сделали толпу неуправляемой. Деятельность Кунцевича по приведению жизни белорусской церкви к идеалам восточной каноничной практики XII столетия, резкое ограничение влияния светских людей на церковные дела привели к значительному неудовольствию элиты города Витебска, что также явилось важным фактором согласия последней на смещение архиепископа и участие в этом заговоре. Витебские купцы издавна хранили в церквях свои товары, и если Кунцевич, как Христос, погнал торговлю из храмов, то гнев витебских купцов был безмерен, что и привело к столь трагическому финалу.

 

Аналитическая газета "Секретные исследования" 

http://secret-r.net/publish.php?p=102